Еврейский форум "ЕФ". Иудаизм и евреи

  Семка

March 3, 2019

Новый рассказ

 

Сёмка

 

Мы сидели в прокуренном кабаке, поглощая бычки и запивая ее бочковым пивом. Пиво было отвратительное, но бычки прекрасны и искупали запах, исходящий от пива и пролетариата, примостившегося за соседним столиком. С Сёмкой я познакомился на первом курсе, когда нас послали собирать хлопок в закрома Родины. Беспечный хулиган, любитель дешевого пива и высокой поэзии. Сейчас он уже давно живёт на исторической родине всех Рабиновичей и мы с ним не виделись уже лет сто, с тех самых пор. Кажется, та встреча в кабаке и была нашей последней. Мы оба собирались уезжать, он в Израиль, я в Штаты. При этом он был антисоветчиком, а я страдал от развала Союза. Проклиная Ельцина и Горбачева за то, что оставили меня без отечества нашего свободного, я, как и положено ностальгирующему юнцу, говорил о том, какую страну мы потеряли. Перескакивая с неспособности Горби удержать ситуацию на заговор национальных элит, я вспоминал, как хорошо было, когда человека судили не по его национальности, а исключительно по личным качествам. Сёмка поднял на меня свои затуманенные пивом глазища, достал носовой платок, высморкался, вытащил из кармана пачку дефицитных "Родопи", закурил, глубоко затянувшись, потом посмотрел на меня, протянул мне ту же пачку и пока я прикуривал, начал что-то говорить. В голове у меня уже порядком шумело, поэтому первую фразу я прослушал, а когда начал разбирать его словеса, то услышал следующее:

...Ты ее тоже не знаешь. Ташка жила у меня за стеной, а Галка в доме напротив. Короче, нам было лет по шесть-семь. Я выбежал во двор и увидел, как Таша налетела на Галю. Галка с перепугу ручонкой старалась запрятать за собой младшего братишку, Ванечку, тому было годика три-четыре, соответственно. Было видно, что скандал назревает нешуточный, у Таши был горячий восточный темперамент, а у Гали холодное упрямство. Я, конечно, тут же подскочил разнимать. Мама учила меня защищать девочек, но тут была проблема, обе воительницы были девочками. Я, разумеется, был на стороне Ташки, даже не зная в чём собственно дело. Таша была не просто соседкой, я вырос у нее дома, а она у меня, у нас разница в датах рождения ровно месяц, наши мамы нас по очереди кормили молоком. Нас купали в одной ванне, то у нее дома, то у меня, раньше голышом, теперь в трусиках, каждый вечер после наших боевых игр во дворе.  Моя молочная сестра с пронзительными карими глазами и пепельными кудряшками казалась мне идеалом красоты, я даже целовал ее в щечку, а она сначала закатывала якобы недовольно свои хитрющие карие очи, а потом отвечала мне таким же невинным поцелуем в нос. Любому мальчишке я бы перегрыз горло за Наташку, но сейчас ее врагом был не мальчишка. Галя была далеко не такой пацанкой-хулиганкой, как моя подруга, лучшее определение ей дала Марья Васильевна из третьего подъезда: Очень Воспитанная Девочка. Льяные волосы, холодные серые глаза, ни одного пятнышка на идеально выглаженном платье. Она не особенно любила играть с нами, плебеями, во двор выходила редко, только когда родители заставляли ее последить за братишкой, который "дышал свежим воздухом". 

  - Кто татарва? - услышал я ревущую Ташку. Ревущую не в смысле плачущую, а в смысле ревущую как тигрица. Я понял, что дело плохо. "Татарва" это обидное слово и я знал, что семью Наташи так обзывают. В этот момент я уже был в двух шагах от того, чтобы вклиниться между противоборствующими сторонами, но тут меня заметили. Увидев защитника, Таша с торжеством демонстративно повернулась ко мне, задрала нос и подбоченившись произнесла:

  - Сёмка, посмотри, эта фашистка будет меня по нации обижать!

 Конечно, я знал, что Галка была фашисткой. Во дворе все знали, что вся их семья фашисты, потому что фамилия у них Гюнтер. То есть, конечно, фашисты это не нация, нация называется "немцы", но понятно же, что немцы это фашисты. Много лет спустя я узнал от Вани, что их деда выслали из Поволжья к нам во время Войны. Дед назвал сына Владимиром, а сын своего сына Иваном ради того, чтобы меньше бросалась в глаза немецкая фамилия. Но окончательно обрусеть не удалось даже Ване, хоть он и был наполовину русским, был рубахой парнем и научился пить горькую не хуже любого русского пьяницы. А уж тем более его сестра с ее арийской педантичностью и внешностью за русскую не могла сойти даже в шестилетнем возрасте. Впрочем, даже если бы она была более русской, чем Минин и Пожарский, то сейчас для Наташи это не имело бы никакого значения. Ровно так же, как то, что татарского в самой Наташе было только любовь к чак-чаку, не имело никакого значения для Гали. Я пожал плечами и сказал примерно следующее:

  - Ташка, идем, не хватало нам драки с этой маркизой, - только день назад я услыхал новое слово "маркиза", не знал еще его значения, но звучало оно очень обидно, поэтому я ухмыльнулся самой насмешливой ухмылкой из своего арсенала. 

  - Драки не будет. - Отрезала Таша, закидывая косичку за спину. К шести годам ее косички уже отросли до попы и являли собой немалый соблазн для меня, большого любителя за них подергать. - Я ее просто убью!

Галка мужественно держалась, даже перед лицом двойной опасности. Я был известным дворовым хулиганом и задирой, хотя сейчас Ташка явно была опаснее меня. Тем не менее, Галя явно не собиралась быть жертвой. Она поджала губки и выпятила вперед грудь, это уже лет через пять я узнал, что когда она это делает, то это знак похуже, чем раскрытие капюшона у кобры, но и тогда она выглядела очень грозно. И тогда Таша пошла ва-банк.

  - Сёмка, смотри, она прячет за собой Ваньку. А чего эт вы его Ванькой назвали, а не Фрицем? Фашисты должны носить фашистские имена! 

  - Ванечку не трожь, - холодно возразила Галя и одернула слегка задравшееся от выпячивания груди платье, - это подло трогать детей. 

  - Он не ребенок, он фашистик, - резонно ответила Таша, слегка наклонив голову набок и растянувшись в улыбке. Еще бы, она нащупала слабое место своей противницы.

  - Только подлые люди трогают детей. Детей любить надо. Вот Сёмка, - обратилась ко мне Галя и я как-то сразу сдулся, - Сёмка не подлый, он детей любит. Хоть и жид.

Я не знал что такое "жид" и пропустил последнюю фразу мимо ушей. Наступила пауза. Обе девочки уставились на меня, ожидая на что я решусь. Таша была моя боевая подруга, моя молочная сестра, моя любовь в конце концов, но... Но я не мог признаться, что не люблю детей. Детей не любят только фашисты. И я ответил, повернувшись к Таше:

  - Ташенька, идет от этой маркизы, детей и правда обижать нельзя. А ей мы еще покажем, когда она без ребенка будет. 

Таша взглянула на меня с такой горечью, что я был готов провалиться на месте. Она подошла к Галке и сказала:

  - Сама ты жид, фашистка. Ковпака на тебя нет, - потом повернулась ко мне, сжала мою руку и мы зашагали домой. 

Через час, играя у нас дома в солдатики, Таша спросила меня:

  - Сёмочка, а что такое "жид"?

 Я пожал плечами и запуская шарик из катапульты, сооруженной моим старшим братом из деревянной ложки в сторону Ташкиных войск, ответил:

  - Чёрт его знает, я думал ты знаешь.

  - Не говори "чёрт", это неприлично, говори "шут", - поправила меня Наташа, перетягивая к себе катапульту, ибо наступила ее очередь стрелять.

 

Сёмка вздохнул, потушил сигарету и пошел за новой порцией пива. А я смотрел ему в спину и думал о том, что это любовь к поэзии приучила его раздувать из мухи слона.

  Что такое левое движение ?

February 20, 2019

#СейчасВсеОбъясню
Среди левого движения в западных странах разброд и шатание. Не выработало оно еще единого учения, которое всесильно, потому что верно. Спорят между собой наши левые, кто же они такие. Демократические социалисты, социал-демократы или просто социалисты. Вы тоже не умеете разбираться в сортах дерьма? Так я вас научу. Я знатный копролог. Так вот, просто социализм - это с одной стороны зонтичный термин для всех левых, а с другой - учение, по которому, фактически советский строй это почти идеал, правда коммунисты неправильно там все устроили. Ну, при правильном социализме тоже государство контролирует все, но при этом изобелие и нет репрессий. Коммунизм считает, что советский строй это лишь ступень к высшей ступени развития человечества, то есть к нему, любимому. Демократический социализм, столь популярный среди американских недорослей - это, только не падайте в обморок, та же фигня, где все принадлежит "обществу" и существует плановая экономика, но при этом она децентрализованная. Как может плановая экономика с обобществленной собственностью не быть централизованной - спрашивайте у них, а не у меня. Демократическим такой социализм называется, потому что все демократично и людей к нему не принуждают, а они добровольно национализируют все свои средства производства. Без насилия. Есть у тебя свечной заводик? Ну ты же его сам отдашь, без насилия, нафига тебе заводик? Наконец, социал-демократия. Ура, они рыночники! Нет никакой плановой экономики, мы будем улучшать капитализм, пока он не станет справедливым. Что значит справедливый? Это когда нет социального неравенства. Полное равенство доходов, с небольшими отклонениями. Только не перепутайте с равенством возможностей и равенством перед законом. Социалисты всех мастей выступают за равенство прав. Не прав в смысле ты имеешь равные права перед законом, кем бы ты не был, нет. Равенство прав для социалистов это равенство в доходах, точнее в результатах, поскольку не все измеряется в деньгах. И плевать, что один энергичный, трудолюбивый гений, а другой - тупой лодырь. В настоящее время каждый имеет свое право. Запоминайте детки и не путайтесь. Социалисты они разные бывают. Общее у них - это лозунг "все взять и поделить", разное - метод как это сделать: разово отобрать, или потихоньку грабить тех, кто умеет зарабатывать деньги. И не верьте, когда социалист будет вам говорить о ненасильственной форме перехода к социализму, негосударственном социализме. Такого не может быть. Посудите сами, как этот переход может осуществиться без государственного насилия? Социалисты-утописты вам скажут, что они объяснят людям, что так выгоднее и моральнее жить. А если я не поверю? Тогда, говорят они, они устроят кооперативы, артели, где все доходы будут делиться пополам. И уже такие артели есть! Вот именно, они уже есть и существуют давно, причем, действительно на совершенно добровольной основе. То есть, являют собой пример рыночных отношений. Ведь что такое рыночные, то есть капиталистические отношения? Это когда люди вступают в экономическое сотрудничество самыми разными способами, но при этом на добровольной основе. У рынка нет проблем с кооперативами. У рынка есть проблема с тем, что приходит дядя с пистолетом и говорит, что отныне все должны идти в колхоз (кооперативная собственность по советским учебникам). Добровольные отношения могут быть какими угодно, тут главное, чтобы то, что кто-то решил работать в артели, или, скажем в коммуне, не означало, что всех, кто так не решил, надо принуждать. А как, не принуждая, можно всех загнать в коллективные предприятия? Примером? Так, ребят, я о том и говорю, что кооперативы существуют давно, но их пример не вдохновил большинство участников рынка. Вот и запишите себе, чтобы не забыть: любой социализм может быть построен только и исключительно с помощью штыков. И не верьте социалистам, когда они говорят, что они против оружия. Они против того, чтобы оружие было у вас, у граждан. Себе они предпочитают оружие оставить, иначе как же можно вас заставить быть сознательными совками?

  Недельный раздел Торы, Бехукотай. 7 страшных грехов и наказания к ним

February 14, 2019

Страшно читать, на самом то деле. Перечисляются грехи и наказания. 7 страшных грехов и 7 наказаний за них. Раши соединяет эти 7 перечисленных грехов в одну историю духовного падения человека. Тот кто 1) не изучает Тору 2) не будет исполнять мицвот, поэтому начнет 3) презирать тех, кто мицвот исполняет, из-за этого 4) возненавидет мудрецов и 5) начнет препятствовать другим исполнять заповеди, для самооправдания 6) будет отрицать, что все заповеди даны Творцом и в конце концов дойдет до 7) отрицания основ веры, веры в Единого. Соответственно этим грехам и будет наказание: 1) разрушен будет Храм, 2) небеса станут подобными железу, а 3) земля меди, 4) человек истощит свои силы понапрасну, 5) земля не породит даже такого количество зерна, которое ушло на посев, 6) деревья не только не будут давать плодов, на них даже завязей не будет, а 7) те немногие завязи, что появятся сгниют. Но, видимо, нам и этого будет мало, и мы не раскаемся. Тогда все становится еще печальнее. Чтобы не пугать тех, кто не страшится, я пропущу описание катастрофы и перейду сразу к тому, что меня заинтересовало. Итак, Ваикра 26:25: "И будете собираться в ваши города, но Я нашлю на вас мор и будете отданы вы в руки врага."
Раши задается вопросом: так как же будете вы отданы врагам, если вас мор постигнет? Так перемрете вы от мора или же вас враг захватит? И отвечает Раши: именно через мор вы и попадете в руки врагов. Дело в том, что в Иерусалиме нельзя оставлять покойника на ночь, нужно вынести за черту города и похоронить. Умерших от эпидемии вынесут за ворота, и в этот самый момент враг и войдет в Святой Город.
Эээ... дорогой Раши, ты о чем? Это речь идет о людях, которые совершили 7 ужасных грехов, дошли до отрицания основы основ, были наказаны, не раскаялись, пошли дальше безобразничать, их уже наказывают так, что я и врагу не пожелаю (слабонервным эту главу читать не рекомендуется). А ты, дорогой наш учитель и наставник, говоришь о том, что эти люди, рискуя жизнью, соблюдают законы ритуальной нечистоты? Да, отвечает мне Раши в этом заочном разговоре, именно так. Есть вещи, которые евреи соблюдали и соблюдают, даже когда полностью отходят от Торы, даже когда доходят до отрицания Творца. Ого! Скажу тут я, молодцы евреи! А собственно говоря, не наблюдаю ли я воочию этого явления? Сколько евреев не учат Тору, перестают соблюдать заповеди, презирают проклятых досов, которые якобы заглядывают к ним в тарелки, мудрецов Торы костерят на чем свет стоит, ну и далее по списку, вплоть до самого конца? Однако те же люди по статистике, часто предпочитают есть кошер, постятся в Йом Кипур, а их жены ходят в микву. Помните, как р. Леви-Йицхок из Бердичева оправдывал евреев в самых дурных ситуациях? Так и здесь ведь, Раши, наш великий учитель Раши, фактически находит нечто доброе и у этих, семижды проклятых и продолжавших грешить евреев. Чудесно ведь! Сколь возвышенно и милосердно, какая любовь к народу Израиля у рабейну! И тем не менее, после комментируемого стиха идут и еще более страшные наказания...

  Необитаемый остров

February 14, 2019

Мизантропия пришла к нему в зрелом возрасте. Все детство, юность и молодость он любил людей. Что произошло с ним в 39 лет никто не знает, включая него самого. Но так уж получилось. Он перестал любить людей, и это мягко сказано. Если совсем уж откровенно, он стал их если не ненавидеть, то воспринимать их как раздражающих существ, вроде комаров или тараканов. Правда гораздо более раздражающих. Сначала он обратился к психологу, тот посоветовал сменить работу. И преуспевающий доктор стал работать в архиве, лишь бы поменьше сталкиваться с людьми. Но и это не помогло, поскольку в архив тоже приходили люди, которые его раздражали. Потом его стал раздражать и психолог. Тогда он решил сбежать от людей совсем. Именно поэтому я не называю его по имени, поскольку с этого момента он от него отказался. Ведь имя нужно человеку для общения с другими людьми, чтобы эти другие к нему как-то обращались. Но он именно этого и хотел избежать. Он продал все что имел, пересилив себя, обратился к каким-то молодчикам, занимающимся такими делами. Положил деньги на электронный счет Всемирного Локального Банка, чтобы их можно было снять в любой точке планеты, ибо его отделения есть везде, где продают Кока-колу, то есть попросту везде. Сделал он так потому, что еще не решил куда именно он решил сбежать. Сидя в аэропорту он долго листал страницы Википедии, наконец купил билет в Аргентину. Прямо в самолете он сделал закупки через Интернет и на стоянке в аэропорту Буэнос-Айреса его ждал собственный вездеход, загруженный нехитрым скарбом, необходимым желающему выжить в сельве Амазонии. Обустройство в тропическом лесу прошло настолько хорошо, насколько вообще может быть в таких условиях. Он забрался за триста миль от ближайшего городка, расчистил небольшую полянку от лиан, поставил палатку, построил глиняную печь, установил в ручье портативную электростанцию. Пока хватало консервов, но он уже знал, как и на кого охотиться, какие плоды можно собирать и задумывался о том, где лучше расчистить поле для огорода. Люди появились на четвертый день, когда он хотел срубить себе ветку для копья. Люди были абсолютно голыми, но с луками и стрелами. Испанский он знал плохо, они еще хуже. Но как-то смогли объясниться и выяснить, что ни он, ни они не хотят конфликта. Они жили довольно далеко отсюда, эта территория им как охотничьи угодья была не особо интересна. Ему лишь объяснили, чтобы через речку без разрешения не переплывал. Его это устраивало, тем более, что он даже не знал где эта речка находится. Прошла неделя и к нему явился еще один гость. Это был полуграмотный миссионер, из цивилизованных индейцев, который проповедовал индейцам, которых цивилизация пока не затронула. Мизантроп вежливо его принял, но попросил больше не приходить, потому что он-де отшельник, а поэтому никакого другого общения, кроме общения с Создателем ему не нужно. Он надеялся, что миссионер слышал о монахах-отшельниках первых веков христианства и оставит его в покое. Миссионер действительно слышал и это привело к самым неожиданным последствиям. Недели три его действительно никто не беспокоил. За это время проповедник успел рассказать дикарям, что у них появился настоящий святой и теперь уж точно Хесус пошлет благословение на здешние места. Его паства поняла эти слова по-своему и решила причаститься кровью и плотью посланника Хесуса, дабы святыня стала частью их собственной плоти и крови. Они дождались когда луна покажет время их главного праздника, о существовании которого их пастырь даже не подозревал, и отправились за причастием. Мизантроп услышал улюлюканье у своей палатки, а затем увидел как стрела пронзает ее насквозь. Дрожащими руками он схватил дробовик и начал стрелять во тьму. Индейцы, увидев одного своего убитого и двух раненых заподозрили, что пришелец не так уж и свят, а значит никакого благословения от поедания его не будет и ретировались. Они не были злыми, убийства ради убийства им не хотелось. Но наш мизантроп не стал разбираться в их мотивах и дальнейших намерениях и решил убраться по-добру, по-здорову. На сборы ему много времени не потребовалось. Всю дорогу до Буэнос-Айреса он думал о том, куда отправиться и по приезду в город поехал прямо в российское посольство за визой. Продажа вездехода времени практически не заняла, несколько кликов на нужном сайте. А потом был аэропорт и долгий полет до Сибири. Эта страна по большей части покрыта непроходимыми лесами, которые здесь называют тайгой. Недели две он пробирался по бездорожью. Еще месяц он строил избу. Это не тропический лес, палаткой здесь не обойдешься. Кровавые мозоли на руках, лицо распухшее от комаров, но он все же обустроился кое-как. В корявой приземистой избе висели связки сушеных грибов, дымил очаг, ветряк давал достаточно электричества для его скромных нужд. И тут он с испугом услышал рев чужого вездехода. Он не понял, были ли это геологи или беглые каторжане. Они английский знали очень плохо, он русского не знал совсем. Когда он отказался выпить за встречу, то услышал в ответ странную фразу из которой понял только "respect no". Ему пришлось все же выпить. Потом его почему-то били. Но людьми они оказались неплохими. Увидев его состояние, они все же не бросили его, а отвезли в какой-то город и бросили в больнице. Все его таёжное имущество пропало, включая вездеход и документы. Какой-то местный журналист все же сумел дозвониться до консульства и, нужно отдать должное консулу, он приехал сразу и переоформление документов заняло всего два дня. Как только кости срослись, мизантроп купил на оставшиеся деньги небольшую яхту и ушел в открытое море. Через полгода плавания и поисков он пристал к необитаемому острову, показавшемуся ему сущим раем. На спутниковых снимках он был, но там не было даже названия. Отдаленность от заселенных мест сделала этот парадиз никому не нужным, кроме экзотических птиц и растений. Озеро на возвышенности в центре острова питало пресной водой все живое на нем. Птицы, земноводные и какие-то другие обитатели острова, чью породу мизантроп не мог определить, объедались обилием плодов местных растений и не покушались друг на друга. Рыба плескалась у берегов в прозрачной воде в бухте, где он пришвартовал свою яхту. Здесь он и будет жить, решил он. Здесь не нужен был не только дом, но и палатка. Дожди шли ежедневно на одной половине острова, оставляя другую половину абсолютно сухой, ее орошал ручей, текущий из озера. Деревья давали укрытие от палящего солнца. Бриз не давал воздуху переполниться влагой. Климат был идеальный. Обследуя остров, он с удивлением обнаружил остатки людского жилья. Беглый взгляд на то, что было внутри дал ему понять, что здесь жил европеец, причем лет двести, если не больше, назад. Сундук, абордажная сабля, канделябр. В сундуке он нашел толтую тетрадь, исписанную крупным красивым почерком и... золото. Золотые дублоны, украшения из золота, драгоценных камней и жемчуга. В тетради он прочел историю человека, оставившего ему это безумное наследство. Капер с патентом от английской короны хорошо пограбив испанские корабли, плыл далеко от этих мест, когда его экипаж поразила эпидемия. Через неделю в живых остался один капитан, да и тот без сознания. Сколько дней тот провалялся в бреду, он и сам не знал. Справиться в одиночку, да еще и слабый после болезни, с большим кораблем он не мог, а потому и дрейфовал, пока не пристал к этому острову. Видимо, здесь капитан и умер. Его корабль затонул где-то у берегов этого острова, а помощи он так и не дождался. Для него этот рай был западней без надежды на выход, для мизантропа же - желанным убежищем. Целый месяц. Потом появился корабль. Видимо за прошедшие века, это место стало более оживленным, в смысле проходящих морских путей. Кем были моряки того корабля, китобоями или пиратами, он так и не узнал. Они не говорили по-английски, а он даже не смог определить, на каком языке они говорили. Да они и не хотели общаться. Им просто понравилась его яхта и они захотели ее забрать, а его убить. Но у него уже был опыт и он хорошо вооружился перед тем как отправиться на своей яхте. В некоторых местах планеты к тебе на яхту принесут не только автоматическую винтовку, но даже пулемет и "стингер". Куда уж этим рыбакам с их "калашниковыми". Мрачно взирал мизантроп на тонущий корабль, флага которого он не рассмотрел. Потом погрузил сундук покойного капитана на свою яхту и уплыл. Сокровища, проданные с аукциона, сделали его по-настоящему богатым человеком. Теперь, решив, что необитаемых мест на Земле нет, он поселился нижнем Манхэттане. В домике, построенном на крыше не слишком уж высокого небоскреба. Из одного окна он видел Башню Свободы, из другого памятник Ленину, установленный на другой крыше. Еду и прочие заказы ему доставляли к дверям, так что общаться ему почти ни с кем не приходилось, что его безмерно радовало. Прошло две недели и ему захотелось спуститься вниз, пройтись по городу. Привратник у входа в его небоскреб поздоровался с ним с широкой улыбкой, за которой он увидел лишь пустоту. Так мог здороваться робот или баобаб, если бы умел говорить. Он шел пешком через весь остров
Его огибала толпа, которая почему-то выбрала направление обратное его движению, но его это почему-то не беспокоило. Так могла бы его огибать океанская волна, или ветерок на тот райском острове, где он нашел клад. Так он дошел почти до Эмпайр Стейт Билдинга, и ему вдруг захотелось посмотреть на этот город с высоты. За два квартала до небоскреба он почувствовал голод и он зашел в пиццерию. Он заказал себе два куска и персиковый чай. И это общение с работником ему не дало никаких неприятных ощещений. Поев, он продолжил свой путь к зданию, бывшему некогда самым высоким в мире. Когда дошел, встал в очередь состоящую из таких же зевак, желающих посмотреть на Нью-Йорк с высоты птичьего полета. Люди говорили между собой и даже обращались к нему, но он не раздражался. Он стал думать о том, что может быть путешествия и встречи с людьми нецивилизованными привели к тому, что он полюбил людей цивилизованных? Но нет, он не ощущал ни любви к ним, ни даже потребности в каком-либо общении. Он ничуть не изменился. Мизантроп мизантропом. Как был так и есть. Осенило его в скоростном лифте, от полета которого он почувствовал слабость в животе. К нему никто не обращался как к личности. И он тоже ни к кому не обращался как к личностям. Одна функция обращается к другой функции. Два атома, столкнувшись, сняли электрон, как шляпу, извинились и полетели дальше в свой вакуум. На смотровой площадке он взглянул на этот город. Люди шли толпами по его улицам и трудно было разглядеть в этом живом потоке отдельных людей. Поток биомассы. Железные опилки, бегущие за магнитом. Овянка, стекающая из кастрюли в тарелку. Автомобили, бегущие по хайвеям казались ему вереницей муравьев, тянущихся от усыпанных тлей листьев к своему муравейнику. И тут он понял, почему ему вдруг стало так хорошо. В этом городе нет людей. Это необитаемый остров.

  Почему в России важна классическая литература

February 14, 2019

Задумался, почему в России столь важна была классическая литература, по крайней мере в нашем поколении, не знаю как сейчас, а в Штатах совсем нет. Мои дети знают Шекспира и По, но копни дальше, они очень мало интересуются классикой и, что самое странное, их не заставляют учить классику в школе. Ну, про американцев все более или менее понятно. Ежегодно появляются тысячи и тысячи страниц новых книг. Гарри Поттер сказал "адаба кадавра" и Том Сойер растворился в воздухе. Современные книги, современные герои понятнее и интереснее современному читателю. Однако, почему же с русскими этого не произошло (или не происходило в мое время)? После некоторых размышлений я для себя сформулировал следующую гипотезу. Русские очень долго не имели своей литературы. Киевская Русь была удивительно грамотной страной для своего времени. В Новгороде писали письма даже самые что ни на есть низы общества. Находили берестяные грамоты, написанные служанками, помню одну из них, весьма трогательную, где девушка сетует что жених ее совсем забыл. Московская Русь была почти поголовно безграмотной. Писать и читать умели лишь высшие слои общества, да духовенство. Книг, оставшихся со времен последних Рюриковичей почти нет. Литература появляется после Петра, причем все эти Кантемиры, Сумароковы и Ломоносовы нечитабельны, причем не только для нашего современника, но и для тогдашнего читателя. Высокий штиль не годится для выражения обычных человеческих чувств. Подлинная литература появляется в 19 веке. Крылов, Давыдов, "Бедная Лиза". Потом был расцвет, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой. Читателями стали не только аристократы, но и поместное дворянство, мещанство. На фоне упадка религиозности среди образованных слоев поэт стал в России больше, чем поэт. Уже Пушкин осознавал себя пророком. А в 20 веке коммунисты, запретив религию искали ей замену. Если нет Библии, то нужно найти ей равноценное Священное Писание. И его нашли, сделав им весь корпус, ставшей классической, литературы 19 века. Канонизация нового Священного Писания шла через школу, и теперь новой Библией признавало литературу 19 века не только вольнодумное образованное сословие, но и весь народ, прошедший через советскую школу. Эту литературу мало кто читал, кроме отрывков в учебниках и тех, что учителя заставляли учить наизусть. Примером тому может служить фыркания нынешних "пуристов", когда они слышат слово "кушать" или "неправильное" ударение в слове "звонить" ("звОнит", а не "звонИт"), хотя и то и другое вполне себе норма, если читать русскую литературу. Но так обычно и бывает со Священным Писанием. Ему поклоняются, но читают совершенно другие книги. На Западе никогда не было ничего подобного. Не было ни перерыва в книжной традиции, ни запрета на религию. Поэтому жителям Европы и англо-саксонских стран не приходило в голову, что Марк Твен, Байрон, Дюма и Бальзак это нечто сакральное, изучение чего обязательно для всех. Исключения есть, обычно выбирают одного автора для каждого языка. Шекспир для англоязычных, Гете для немцев, Сервантес для испанцев. Но даже отношение к этим титанам не сравнится с нашим поклонением Пушкину.

  Авромча урус

November 15, 2015

Чем был известен Андрей Воробьев с самого рождения? Своим несносным характером. Упрямый, дотошный. Хуже всего было то, что он никогда ни с кем не соглашался. Просто кошмарный мальчик. Когда мама давала ему грудь, он требовал бутылку, стоило дать ему бутылку, он тут же требовал грудь. Во втором классе он сказал Ольге Петровне, что ему скучно сидеть в ее классе, потому что он у нее он учится слишком медленно. Отвели его к директору, там он поспорил, что за две недели выучит всю программу второго года обучения (именно так он и выразился). Андрей выиграл. Хотя в глубине души и осознавал, что нечестно, потому что летом, на каникулах, он уже прочел все учебники. В десятом классе он поспорил с учителем истории и доказал с помощью созданной им математической модели, что проигрыш Германии в Первой Мировой войне был предопределен. Школа была счастлива избавиться от Андрюши, когда тому только-только исполнилось 16 лет, ему вручили аттестат, золотую медаль и вздохнули спокойно. Поступить в Гаве на факультет прикладной математики в те времена было не сложно. Престижными считались философско-экономический, оттуда выходили партийные кадры, юридический, ковавший кадры для прокуратуры и органов всей республики и в торговый институт, который скромно назывался кооперативным, по понятным каждому советскому человеку причинам. Но дело было в том, что Андрей и не стремился к этим престижным карьерам. Его дурной характер требовал от него понимания, при том досконального, всего того, что его интересовало. А сейчас его интересовали математика и то, как ее законы можно применять в реальном мире. На втором курсе он понял, что его интерес лежит в основном в области математической логики. Сутками, не замечая времени, Андрюша просиживал в Фундаменталке - так студяги называли Фундаментальную библиотеку Гавийского Государственного Университета им. Ибн Сины. Потом стал понимать, что ему не хватает знаний по философии, поскольку он хотел докопаться до самых основ той самой математической логики, которую он избрал своим главным интересом. Перед самым дипломом он уже знал, что будет получать и второе высшее, уже на философском. Поэтому на следующий год он одновременно учился в аспирантуре по своей специальности и на третьем курсе философского факультета на вечернем, менее престижном, отделении. Учеба продвигалась быстро, потому что других интересов у Андрея не было, а это позволяло бежать быстрее программы и сдавать экстерном. Кроме того, декан пошел ему на встречу и позволил посещать вольнослушателем все лекции, какие ему заблагорассудится. Здесь тоже помог несносный характер, декан бы ему позволил вообще не ходить в университет, лишь бы Андрюшенька отвязался. Без пяти минут кандидат математических наук и дипломированный философ оторвал взгляд от книг в самый неподходящий момент, потому что появилась на сцене Она. Она вообще имеет привычку появляться неожиданно. На сей раз Она оказалась преподавательницей античной литературы, Маргаритой Алексеевной. Ну точнее, просто Ритой. Не Марго и не Гретхен. Она была старше Андрея на год, тоже училась в аспирантуре, собиралась стать кандидатом филологии, а стала кандидаткой в Андрюшены жены. Впрочем, она уже была замужем, так что на что расчитывал наш герой, непонятно. В тот день он увидел, что она выходит из машины мужа, вытирая слезы. Видимо, она делала это как-то особенно очаровательно, во всяком случае Андрей был очарован. Другой возможной причиной того, что он оказался очарован именно Ритой, могло быть то, что впервые, когда он закрыл наконец книжку, перед ним оказалась молодая женщина, а не какой-нибудь придурок-сокурсник. История не сохранила точных указаний на причину. Но факт остается фактом, Андрей услышал звук захлопывающейся двери "Москвича", в свою очередь захлопнул томик Аристотеля, поднял глаза и увидел как Маргарита Алексеевна подносит руку к глазам, стараясь не размазать тушь. У него сразу изменился взгляд, а в голове стали мелькать мысли, совсем не связанные с "Метафизикой". На лекции он совершенно не слышал о рассуждениях Маргариты по поводу Рока в древнегреческой мифологии. Он просто ее разглядывал. Рита это заметила, и у нее появилось чувство, тушь все-таки размазалась. Чтобы справиться со смущением, она перешла в атаку. Она стала задавать Андрею вопросы по теме лекции, будучи уверенной в том, что он просто хочет над ней поиздеваться. Сейчас она ему покажет. Он в ответ молчал. Просто потому что был полностью погружен в созерцание ее носика. Очнулся он от её слов:
- ... ну и что Вы, Воробьев собираетесь теперь делать?
Если бы Андрей услышал что перед этим была фраза "скоро будет зачет", возможно он ответил бы по-другому, но увы, этих слов он не слышал, а потому ответил:
- Я собираюсь на Вас жениться.
Рита опешила. От неожиданности она не нашла другого ответа, кроме:
- Я уже замужем.
- Я подожду, разведетесь же Вы когда-нибудь, - спокойно отреагировал Андрей.
- Дурак, - разозлилась Рита.

Скрытый текст

Вся группа стала ржать, а сосед Андрея, Василий, недавно вернувшийся из армии, дал ему подзатыльник. Последствий это не имело. Василий взял слово со всех, что не будут об этом болтать. А Маргарита Алексеевна решила, что жалоба в деканат будет большим свидетельством неуверенности в себе, чем забвение этого неприятного случая. Прошло полгода, Андрей защитил диплом и Рита уже подумала, что навсегда избавилась от его присутствия, напоминавшего о неприятном инциденте. Между тем, ее семейная жизнь действительно двигалась к разводу. Её муж Владлен даже не столько ее ревновал к студентам, сколько просто хотел, чтобы жена сидела дома. Просто всегда. Он не любил ни шумных вечеринок, ни танцев, ее подруг он не переносил надух, ее книги вызывали у него тихую злобу. Владлен был на десять лет её старше, и вначале ему льстило, что его жена образована, но со временем он все же понял, что лучше иметь в доме деревенскую клушу, чем штучку с высшим образованием. Прошло пять лет со дня их свадьбы, до сих пор он терпел из-за боязни повредить своей карьере. Всё таки главный инженер завода, коммунист, но теперь даже эти соображения переставали иметь значение. Вот вчера, он пришёл домой, а у нее эта идиотка Лилька... До Риты тоже стало доходить, что ее юношеская влюбленность в солидного мужчину рассеялась как дым, что рядом с ней совершенно чужой человек, с которым у неё нет ничегошеньки общего.
А что Андрей? Андрей стал преподавать в том же ГавГУ и тайком наблюдать за Ритой. Он ждал, когда она разведется. А однажды, встретив её между парами в университетском дворике, спросил:
- Вы ещё не развелись?
- Дурак, - Рита повторила свой ответ, данный когда-то её студенту, правда на этот раз совершенно беззлобно.
Через пару дней произошло нечто, окончательно разрушевшее её мир. Горгаз обнаружил какую-то утечку на Филфаке и занятия были отменены на весь день. Маргарита поехала домой. И застала своего Владлена с другой женщиной. Любовница её мужа оказалась лет на пять старше законной жены, пухленькой с какой-то дурацкой прической. Это была Груша, бухгалтер с завода, где работал Владлен. Рита прикусила губы и стала собирать вещи. Супруг её не останавливал, то ли от растерянности, то ли от облегчения. Возвращаться к родителям в Ташкент Рита не хотела, поселилась временно у Лили, той самой, которую Владлен терпеть не мог. Развели их быстро, никто не настаивал на отсрочке, детей не было, Маргарита отказалась от раздела имущества. У дверей суда Владлена ждала Груша, а Риту, неизвестно откуда пронюхавший об этом Андрей. Рита улыбнулась, когда он неумело всучил ей букет роз. Они ушли вместе под оценивающими взглядами бывшего мужа и его новой будущей жены.
В каждом советском городе была улица Ленина, театр Чехова и парк Горького. В каждом парке Горького было чертово колесо, вот туда Андрей и повел Риту. Она не сопротивлялась, ей было всё равно. А Андрей заплатил целый рубль работнику и шепнул ему на ухо, что будет кататься долго, а если не хватит, расплатится позже за всё. На втором круге Рита разревелась. Плакала она долго, захлебываясь слезами. Претендент на её руку не знал, как нужно поступать в таких случаях, поэтому просто гладил её по голове, как делала его мама, когда он в детстве плакал. А потом поцеловал ее в макушку. Так тоже делала мама. Мамы уже не было, она умерла шесть лет назад, от неё осталась однокомнатная квартирка с видом на завод. Вот туда-то Андрей тут же и пригласил Маргариту переселиться. Она взглянула на него сквозь слёзы.
- Дурак, - произнесла Рита с улыбкой.
- Почему дурак? - недоуменно спросил Андрей.
- Не знаю, наверное таким уродился, - получил он в ответ.
Конечно же Рита не могла переехать к нему. Во-первых, она еще даже не решила, хочет ли она с ним встречаться. Во-вторых, как это, они не женаты, а она будет с ним жить в одной квартире? Нравственные устои в те времена были не то, что в наши. В-третьих, даже если бы она решилась и переехала, это означало бы, что два комсомольца, кандидаты наук, преподаватели в университете, которым поручено воспитание студентов, ведут аморальный образ жизни? Ой, что-то мысли у Ритуси побежали слишком далеко. Нет, она ещё даже не думала, что можно встречаться с этим молокососом, который только недавно был ее студентом. И вообще, что она тут с ним делает? Когда колесо оспустило вниз их кабинку, она соскочила и крикнула кавалеру, чтобы не провожал. Ну да, конечно, можно подумать она не знала несносного характера этого Воробьёва. Он побежал за ней, декламируя находу гекзаметры гомеровского гимна:
Песня моя — к Афродите прекрасной и златовенчанной,
Чести великой достойной. В удел ей достались твердыни
В море лежащего Кипра. Туда по волнам многозвучным
В пене воздушной пригнало ее дуновенье Зефира
Влажною силой своею. И Оры в златых диадемах,
Радостно встретив богиню, нетленной одели одеждой:
Голову вечную ей увенчали сработанным тонко,
Чудно прекрасным венцом золотым и в проколы ушные
Серьги из золотомеди и ценного золота вдели...
Рита развернулась и, продолжая идти уже задом наперед, со смехом спросила:
- Специально заучивали, Воробьёв?
- Нет, Маргарита Алексеевна, просто Вы мне привили любовь к античной поэзии, - парировал Андрей.
Она почему-то рассмеялась и побежала. Он бежал за ней. Потом они бродили по бульвару, было начало декабря, но в Гаве поздно наступает зима, деревья все еще сбрасывают листву, и Рита стала собирать букет из листьев чинары, чтобы добавить рыжину к алым розам, подаренным Андреем. Потом пошли к старинному медресе, полюбоваться чудными мозаиками, словно никогда их еще не видели. В общем домой попала Рита очень поздно. Лилькина квартирная хозяйка стала бурчать, что мало того, что поселилась здесь без её ведома, так ещё и шляется допоздна.
Прошла неделя, Рита виделась с Андреем каждый день. Он таскал её по тем местам Гавы, о которых она даже не подозревала. На какие-то раскопки, где археологи обнаружили стоянку первобытного человека, на холм рядом с аэропортом, с которого был виден весь город как на ладони, в кафешку, спрятавшуюся в между домов, где подавали изумительный кофе и пирожные. Даже удивительно, откуда он всё это знал, этот сухарь, вечно погружённый в книги.
Однажды вечером, когда Рита после очередного свидания вернулась домой, Лиля с виноватым видом начала разговор:
- Туся, хозяйка требует, чтобы ты съехала. Ты понимаешь...
Ритуся конечно же всё поняла. Доигралась она с этими свиданиями. Андрея же такой поворот дела только порадовал, Рита даже обиделась. Несносный дурак, надеется, что она переедет к нему. Но он был логиком. Он был кандидатом математических наук, у него был диплом философа, он мог с математической точностью и философской глубиной доказать ей, что нет другого выхода. Искать другую квартиру проблема, да и мало ли какие хозяева попадутся, половину зарплаты придется платить, а тут... В общем решили подать заявление в ЗАГС. Особые обстоятельства, должны расписать сразу же. Но не тут то было, суровая дама сказала прийти через месяц, а пока проверить свои чувства.
- Не беременна? - рыбьи глаза заведующей без особого любопытства взглянули на Риту.
- Нет, Вы что...
- Ну вот и хорошо, придёте через месяц, в торжественной обстановке распишем.
Ни шоколадка, ни слёзы заведующую не смягчили. Рита вышла из ЗАГСа угрюмей тучи. Логика Андрея не помогала. Убедить её, что никто слова не скажет, если она переселится к нему за месяц до свадьбы, было невозможно. Да ей плевать, кто и что скажет, она сама будет чувствовать себя развратницей и никакая печать в паспорте через месяц не смоет этого пятна с её совести! А он бесчувственный чурбан, если этого не понимает. И тут, не даром всё же прошли годы учёбы на двух факультетах и в одной аспирантуре, Андрею пришла в голову мысль. Ах, тебе плевать кто и что скажет? Тебе главное собственные ощущения? Идём в церковь.
- В какую церковь? - Ритуся широко распахнула свои огромные серые глаза, чуть-чуть косившие, когда она не носила очков, за что её подружки прозвали ведьмой.
- Всё равно в какую. Ближайшая - кладбищенская. Тебе же не печать в паспорте нужна прямо сейчас, а самоощущение жены? Так чем тебе церковное венчание не статус?
- Ты что, в Б-га веруешь? - удивилась невеста ещё пуще.
- Нет, тебе что нужно чтобы я верил в Б-га или выйти замуж?
- А если в Универе узнают?
- А кто им скажет?
Логика оказалась железной, во всяком случае в глазах Риты, которая очень хотела с ней согласиться. Кладбищенская церковь, на самом деле Николаевский Собор, стояла, как и говорило её общеизвестное название, у кладбища. Старенький священник, отец Даниил, жил в маленьком домике прямо рядом с местом своего служения. Поэтому, когда кто-то стал тарабанить в ворота церкви, он услышал и вышел на стук. В темноте он увидел пару наших героев.
- Что вам, молодые люди? - своим мягким, чуть причмокивающим голосом спросил священник.
Отец Даниил был одет в гражданское, рясу разрешалось надевать только на территории церкви, поэтому наши комсомольцы не признали в нём служителя культа.
- Да вот, папаша, нам бы с попом повидаться.
- Ну заходите, - сказал бородатый старичок, открывая церковную калитку, - повидаетесь с попом.
Отец Даниил завел парочку в какое-то служебное помещение, слова "трапезная" наши комсомольцы не знали. Расставил чашки с блюдечками, красненькие такие, в белый горошек, достал какие-то плюшки. Обстановка была непривычная, даже чашечки, когда народ в Гаве привык к пиалам. Всё пахло какой-то Древней Русью в самом сердце Азии.
- Ну, с чем пришли? Говорите, детки, я поп.
Андрей с Ритой изредка перебивая друг друга рассказали в чём дело.
- Слушайте, детки, вы ж даже не крещены. Венчаются не для того, чтобы переселяться друг к другу, а для того, чтобы строить христианскую семью. Сейчас пост рождественский, сейчас не венчают. Доживите до Рождества, креститесь, поймите зачем вам церковный брак, а уже потом венчайтесь.
- Батюшка, нельзя нам ждать, ну ведь в конце концов, мы во грехе то по вашим то церковным понятиям жить то станем, если не повенчаться. - попробовал подемагогствовать философ-математик.
- А ты, Андрейка, не болтай чего не знаешь. Глупость сморозил, один грех другим хочешь перебить? Какой с тебя христианский муж, ежли ты в Б-га не веруешь? А если веруешь, то как в пост жениться собрался? Нет уж, поживите еще месяц отдельно. Хочешь, так я к себе твою Маргаритку поселю, пущай с моей матушкой поживёт покуда. Пироги хоть печь научится, да щи варить.
Ушли молодые ни с чем. Вариант пожить у попа не рассматривался. Это однозначно означало потерю работы. Служителей культа советская власть не жаловала. И тут Андрею пришла в голову ещё более дикая идея.
- Девять часов. Еще не поздно, поехали в Старый Город.
- Это ещё зачем? - не поняла Рита.
- Сколько у нас мракобесных религий, которые тем не менее имеют обряд бракосочетания? Минимум три. У христиан были, теперь надо побывать у мусульман и иудаистов.
- Ты что, мусульманин или иудей?
- И не христианин тоже.
Рита рассмеялась. Ей внезапно стало легко на сердце. Она поняла, что готова с этим парнем сейчас ехать хоть в Старый Город, хоть за город, хоть в мечеть, хоть в синагогу, хоть в храм Артемиды Эфесской.
- Ладно , только сначала едем в синагогу.
- Это еще почему? -в свою очередь удивился Андрей. - Где мечеть я знаю, рядом с базаром, а вот где синагога, поди найди.
- Ты слышал, что поп сказал? Рождественский пост. А что такое Рождество? День рождения Иисуса Христа. А у мусульман Иисус Христос - это пророк Иса. Может они тоже пост перед Рождеством держат? А иудаисты Христа распяли, значит точно у них сейчас поста нет.
- Железная логика, - восхитился Андрей. - Значит едем в еврейскую махаллю!
Квартал "Шарк", то есть "Восток", как официально называлась еврейская слобода располагался за конечной остановкой трамвайчика. Поэтому добираться туда было не сложно. Через полчаса пара была уже там. Но вот где найти синагогу? На первом здании, которое напоминало культовое была вывеска "Милиция". На втором "Клуб". Улица была пустынна, даже спросить не у кого. Не стучаться же в первые попавшиеся ворота с вопросом "товарищ, не подскажете, а где тут у вас синагога?". Наконец, после часа блужданий, они увидели дувал, глинобитный забор, длиннее обычного. За ним виднелся небольшой купол над зданием. Никаких вывесок, надписей, но скорее всего это она, синагога. А если нет, то можно будет отбрехаться, что искали клуб. Андрей тихо постучал. Как ни странно, стук был услышан и им открыл калитку старик с длинной седой бородой в узбекском халате и цветной тюбетейке, с узором похожей на ковровый. Впрочем, цветной эта тюбетейка была лет десять назад, а сейчас она выцвела и была непонятного рыже-коричневого цвета.
- Здрасти, Вы кто? - спросил старик.
- Здравствуйте, а что здесь? - Вопросом на вопрос ответил Андрей.
- Здесь канесо, - ответил старик с сильным таджикским акцентом. Слово было неизвестное и заинтриговало Андрея.
- А что это? - переспросил он, не замечая, что Рита дергает его за рукав.
- Молятся здесь. - Пояснил старик и после паузы добавил - Евреи молятся.
- О, синагога? - обрадовался Андрей. - К вам то нам и надо.
- Комсомольцы? - у старика это слово звучало как "камсымольсы".
- Да, но не в этом дело.
- А в чём?
- Разрешите зайти? Нам жениться надо.
Старик явно ничего не понял, однако, пожав плечами, запустил молодых вовнутрь. Было уже почти одиннадцать, заканчивался вечер субботы. Летом здесь бы ещё сидел народ на "четвертой трапезе", которую евреи устраивают после окончания шаббата. Но в декабре шаббат заканчивается рано и немногочисленные прихожане разошлись. В синагоге оставался лишь этот старик-раввин, привыкший в одиночестве учить Тору, перебирая листы старинных фолиантов. Новых книг в синагоге уже давно не было, самое свежее издание, которое можно было найти датировалось временем ещё до Империалистической Войны. Ну или как её называли за пределами СССР, Первой Мировой. Раввин провел молодежь к столику, поставил чайник, разлил зелёный чай по пиалам, придвинул ребятам тарелочку с кишмишом, орехами, жаренным горохом и кусочками навата, кристаллического сахара.
- Погодите, сейчас всё расскажете, что, зачем и почему. Всё по порядку.
Андрей начал рассказывать, Рита иногда его перебивала своими репликами.
- Ясно, - старый раввин улыбнулся, - только вы, молодые люди не туда пришли.
- Разве Вы не раввин? - нахмурился Андрей.
- Раввин, раввин. Халфа по-нашему. Но я то раввин, да только вы то не евреи.
- И что теперь, евреи-не евреи, все ж мы люди, - настаивал Андрей.
- Да, только у всех законы - разные. У тебя, у русского одни законы, у меня другие, у армянина третьи.
- А разве ваш Б-г не один для всех? - попробовал надавить на сознательность Андрей.
- Один, один. Да мы все разные. Вот евреям Б-г дал 613 заповедей...- начал было раввин, но Рита его перебила.
- А христианам другие? - спросила девушка.
- Нет, про христиан я ничего не знаю. Кто им дал и что им дал. Я знаю, что нам дали 613 заповедей, а неевреям всего 7.
Тут в Андрее проснулся его несносный характер:
- Десять, десять заповедей то было.
- Нет, - старик терпеливо налил ещё чаю гостям, - Десять это из числа тех самых шестьсот тринадцати.
Раввин пресекся, посмотрел на гостей и сказал:
- А вам то это зачем, комсомольцы? Вам в это верить не положено.
- Что значит неположено? - обиделся математический философ. - Может и не верить, а знать надо. Знание - сила.
- Молодец, - похвалил его раввин, - вот и мы хотим всё знать. Э, ладно, женить я вас все равно не стану. Так что, допивайте чай, ребята, мне пора здесь всё закрывать.
- Ну почему не станете? Пожените нас не с 613 заповедями, а с семью. Среди них что нет про прелюбодеяние? - старик кивнул на эти слова Андрея и тот продолжил, - ну а раз так, то должно быть и про брак.
- Про что? - переспросил раввин незнакомое слово.
- Про женитьбу.
- А, есть, есть. Вам достаточно вступить в отношения, как муж и жена, только с намерением, а не просто так. Просто так - это разврат, не делайте так.
- А евреям?
- Уф, евреям нужно много чего. Кольцо, брачный договор, отношения, свидетели, благословения.
- А почему ж такое неравенство то?
- Странный ты человек, сынок, - рассмеялся раввин, - вы же, партийные, против всяких обрядов. Нам всегда говорили, что мы всю жизнь свою в обряды превратили, шагу без них ступить нельзя. А тут тебе говорят, что обряды не нужны, так ты опять недоволен.
- Ну себе то вы обряды оставляете?
- Да, но у нас особое служение. Вот есть советская армия. Кто-то роет окоп, кто-то чистит пушку, а кто-то постоянно тренируется, чтобы потом в разведку идти. Каждый занят своим делом. И никто не упрекает разведчика, что он самбо и боксом по шесть часов в день занимается, но никто и не упрекает артеллириста, что он самбо и боксом вообще не занимается. У каждого свое дело.
- Погоди, отец, - Андрей решил вернуть разговор к своему делу, - А если я сейчас у тебя крещусь с Ритой, ты нас обвенчаешь?
- Что? - не понял раввин.
- Ну если я сейчас твою веру приму, сможешь нас поженить?
- А зачем ты примешь мою веру? Не надо принимать мою веру, она тебе не подходит. Ты же не веришь в Б-га.
- Ну так убеди меня, я поверю и ты меня покрестишь.
- У нас не крестят, тебе в церковь надо...
- Ну не покрестишь, я ж не знаю как у вас это называется.
- Слушай. Мы не хотим никого переводить в свою веру. У тебя что своих забот мало? Хорошо, сейчас я вас поженю. Встаньте. Объявляю вас мужем и женой. Целоваться здесь не нужно. Дома целуйтесь.
- И что мы муж и жена?
- Пока нет, придете домой, ты к ней войдешь, а потом будете.
- Так чего ж ты нас объявил? - от раздражения перешел на "ты" Андрей. Рита его стала дергать за рукав.
- А ты чего хотел? Ты хотел формальности. Формально принять веру, формально сделать обряд. Вот и получай. - было видно, что старик с трудом выговаривает трудное русское слово. Оно звучало как "фырмальна".
Внезапно вступила в разговор Рита.
- Нет, формальности мы не хотим. Я правда хочу замуж за этого парня и я правда не могу ждать месяц. Даже если в Библии написано так, как Вы говорите, есть ещё моя совесть, есть люди, которые осудят...
- Молодец, девочка, соображаешь, - улыбнулся раввин, - поэтому тебе нельзя сейчас к нему отправляться жить. Но на улице тоже не останешься. Сейчас я напишу тебе адрес. Там живёт хорошая женщина, зовут Софья Вениаминовна Коган. Она тебя приютит на этот месяц. Только смотри, хорошо себя веди. И этому кавалеру туда вход после девяти вечера закрыт. И не выдумывайте себе никаких других свадеб, кроме той, что через месяц будет. Религия она не для того, чтобы было удобно свадьбу без ЗАГСа сыграть, она для служения Создателю. Вот когда будете готовы служить, тогда и выбирайте в какую религию идти. А пока, уже поздно, переночуете у меня. Молодой человек ляжет в моей комнате, а девушка в комнате с моей женой.
На следующий день Андрей и Рита отправились на другой конец города, к вокзалу. Там, в двух комнатах одноэтажного дома (это называлось "общим двором") жила Софья Вениаминовна. Это был замечательный врач-гинеколог, которую знал весь город, все женщины старались попасть на приём именно к ней. Она овдовела несколько лет назад, но по виду, если бы не седой локон у виска, который не могла спрятать косынка, ей нельзя было дать её сорока двух лет, её старшую семнадцатилетняя дочь постояно спрашивали, нельзя ли познакомиться с её сестрой, за которую принимали мать. Кроме семнадцатилетней дочери была ещё двенадцатилетняя, как две капли воды похожая на маму, такая же худенькая, черноволосая, со смуглой кожей и глубокими темными, почти черными, глазами.
Софья прочла записку, написанную неизвестно на каком языке какими-то закорючками, приветливо кивнула и провела гостей на кухню.
- Ну вот, давайте позавтракаем, а потом я покажу где Вы будете спать, Маргарита.
- Ой, Софья Вениаминовна, зачем так официально, называйте меня просто Рита, и, пожалуйста, на "ты".
- Ну тогда уж и мне говори "ты", - улыбнулась хозяйка, - Вас, Андрей это не касается, - строго добавила она.
Андрей кивнул. Потом были долгие рассказы и объяснения, как они попали в такую ситуацию, почему Маргарите потребовалось пожить где-то в течении месяца. Договорились о том, что Андрей может приходить навещать, но не позже 9 вечера, потом ему придется уходить. И сама Ритуся не должна приходить позже, если только не задержится на работе, когда преподаёт на вечернем.
Дни проходили, как-то установилось, что Андрей в воскресенье с утра "делал базар", то есть покупки на соседнем базаре. Единственное что ему было запрещено покупать там, так это мясо и рыбу. Ну и ладно, "жених", как его здесь называли, не слишком по этому поводу переживал. И вот на второе воскресенье, придя с полными сумками продуктов, он уселся за стол, который накрыла хозяйка. Софья Вениаминовна стала хвастать тем, что сегодня всё готовила ее жилица, Ритуся кое-чему научилась за прошедшие две недели. Названия блюд Андрей не запомнил с первого раза, звучали они странно, не по-русски, но еда пришлась ему очень по вкусу. За трапезой, а это была целая трапеза, приятно было и поболтать. В середине разговора Андрей задал, как ему казалось, невинный вопрос:
- Софья Вениаминовна, а что Вас, образованную женщину, связывает с этим стариком-раввином, тёмным человеком, который даже по-русски то толком не научился говорить?
Хозяйка подняла на него свои глаза, удивлённо распахнутые, а через секунду они приняли такое суровое выражение, что "жених" поёжился.
- Андрей, а сколько языков Вы то знаете?
- Два, - ответил Андрей, - немецкий знаю со школы, а потом подогнал его, чтобы читать Гегеля без перевода.
- И, наверное считаете себя полиглотом? - усмехнулась Софья, - Так вот считайте. Таджикский и узбекский дядя Шломо знает с детства. Древневрейский и арамейский выучил, чтобы читать древние книги, Библию, Талмуд. Идиш - когда в Восемнадцатом поехал через всю страну учиться в йешиву, это религиозная семинария, к европейским евреям, которые говорят на этом языке. Арабский выучил самостоятельно, потому что на этом языке писали многие еврейские философы в Средние Века, да и книги арабских философов, комментаторов Аристотеля, ему хотелось прочесть в оригинале. Ну а русский...- хозяйка сделала паузу - русский он начал учить на Войне, а потом продолжил в лагере, в Воркуте, уже в 46 лет, когда после Войны его посадили за чтение религиозных книг. Ну что, подсчитали, какой по счету у него русский и почему он говорит на этом языке с сильным акцентом?
Андрей пристыжённо замолчал, а Софья Вениаминовна продолжила:
- Ну а общего у меня с ним то, что он принял нас с мамой, когда мы приехали в эвакуацию в Гаву. Он тогда всего неделю как вернулся после госпиталя, у него три осколка в легком, да сильнейшая контузия, потому и оглох на одно ухо. Мне было восемь лет, тощая как скелетик, а мама приехала с огромным животом: опухла от голода. Я в поезде бегала вокруг неё и смеялась: мама толстая, мама толстая. Так вот, дядя Шломо нас принял, он и его жена, тетя Мирьям, выходили и меня, и маму. Двое его сыновей не вернулись с войны, я ему стала как дочь. Он меня выучил, дал образование, не дал забыть родной язык, потому что на идиш даже мама со мной редко говорила, а он говорил со мной только на идиш. Он меня выдал замуж к нему я носила своих дочек, когда не кому было оставить. А Вы говорите, что общего...
- Простите, я не знал...
- Ну, теперь знаете. Так что, если будут вопросы по Вашему любимому Аристотелю, обращайтесь к нему. В молодости рав Шломо писал трактат по логике. Я не разбираюсь, но зная его скрупулёзность, наверняка это готовая диссертация.
Вечером того же дня Андрей поехал к старому раввину. А потом стал ездить к нему два раза в неделю. Он узнал многое о жизни религиозных людей в Советском Союзе. Рав Шломо официально даже не числился раввином, зарплату он получал как кладбищенский староста. Вот там на кладбище, в сторожке, они и встречались. Раввин рассказывал Андрею о том, что он видел в лагере. Как за рубкой леса он вёл теологические споры с православным священником из Москвы и католическим ксёндзом с Западной Украины. О том, чем логическая система Ибн Рушда отличается от таковой Маймонида и Фараби. Удивительнее всего было то, что старик знал опровержения Канта и пытался их самих опровергнуть.
- А что удивительного, немецкий похож на идиш, трудно только научные слова понять, но когда поймёшь, дальше легко, я привык к философам. Рамбама читать сложнее...
Андрею было с ним интересно. Собственно говоря, с коллегами в ГавГУ было куда менее интересно. Здесь же совершенно иная точка зрения. А в Университете вся философия сводилась к тому, что древние философы боялись напрямую излагать свои мысли, но если бы не окружающие мракобесы, то конечно же прямо бы писали материалистические труды. Единственным исключением был профессор Геворкян, армянин из Парижа, откликнувшийся после войны на призыв возвращаться на историческую родину, правда попавший в результате не в Армению, а в мордовские лагеря, а потом поселившийся в Гаве. Но тот тоже был марксистом, хотя и другого, французского разлива. А здесь, здесь всё было по-другому.
Через месяц, как и положено, сыграли свадьбу. Свидетелем со стороны жениха был рав Шломо, со стороны невесты - Софья Вениаминовна. Лиля как-то отстранилась от Риты, то ли ей было стыдно за то, что выставила её из дома, то ли ещё что. Свадьбу сыграли в том самом "общем дворе", накрывала на стол Софья, тетя Мириам, да мама Риты. Гостей было немного, несколько университетских друзей, да Бася и Мира Коган, дочери Софьи. А потом Андрей и Маргарита зажили семейной жизнью, но, как ни странно, отношения с тётей Софой и дедом Шлёмой не прекращались. А через год у молодых произошёл странный разговор.
- Рит, ты как-нибудь предохраняешься? - спросил жену Андрей за обедом.
- Нет, а что?
- Ну, ты, - молодой супруг замялся, преодолевая смущение, - ты не беременеешь...
- Так мы всего год живём, мало ли. Не даёт пока Б-г.
- Ты никак в Б-га уверовала? - улыбнулся Андрей.
- А ты - нет? - спросила Рита - А чего тогда к раввину бегаешь каждое воскресенье?
- Ну... мы с ним о философии говорим. - Начал было Андрей и пресёкся, - А вообще... ты права, уж очень убедительны эти самые философы, которые свой материализм скрывали. Убедительно они рассуждают о том, что должно было быть прикрытием от мракобесов.
- Вот и я о том. А ещё убедительнее, Андрюша, вера тети Софы. Ты знаешь что она соблюдает все заповеди тайком и дочек учит тому же?
- Вот прямо таки все?
- Прямо таки все. И душа у нее светлая-светлая. Она знает для чего живет. А мы?
- А мы - строители коммунизма, - не очень уверенно ответил Андрей.
Прошел еще месяц. Молодые избегали возвращаться к этому разговору, как в части ребёночка, так и в части веры. Но оба знали, что эти два вопроса остаются пока без ответа. И вот однажды вечером, перед сном, Рита буквально вырвала книгу из рук мужа и спросила:
- Ну, так что ты думаешь?
Андрей понял о чём она спрашивает.
- Думаю. Знаешь, я верю и боюсь поверить. Слишком многое придётся менять.
- Да, мне тоже нелегко. Ну, думай. Или-или. Или мы забываем обо всём, или пора решаться.
Решились они ещё через дней десять. Странное решение для людей их положения, места, воспитания и времени. Два русских человека, комсомольца, научных работника, решили проходить гиюр. Рав Шломо их долго отговаривал. Говорил, что им достаточно исполнять всего семь заповедей сыновей Ноя и им гарантирована будущая жизнь. Что евреем быть сложно, почти невозможно в этой стране. Что они потеряют работу, средства к существованию, а, возможно, и свободу. Но пара стояла на своём. Собрался раввинский суд, из соседнего города приехал ещё один раввин-бухарский еврей, а в самой Гаве жил раввин-ашкеназ. Втроём с равом Шломо они и составили бет-дин, религиозный суд, принявший двух неофитов в лоно еврейства. В другой ситуации кандидат проходит долгий период проверки и обучения, но здесь было очевидным, что единственной причиной присоединения к еврейскому народу в любви ко Вс-вышнему, поэтому процедура прошла быстро, как только смогли собрать раввинов. Андрей взял отпуск, и мог после обрезания пролежать две недели дома. Поначалу было забавно, как он выходил из положения, конспирируясь, чтобы соблюдать заповеди и не попасться властям. Вместо кипы, он носил узбекскую тюбетейку, никто не смог бы придраться, что он даже в аудитории не снимает головного убора. Он просто уважает обычаи братского узбекского народа. Отказываться работать по субботам не пришлось, поскольку он его расписание предусматривало работу по 10 часов с понедельника по четверг на дневном и вечернем отделениях трех факультетов. А пятница и суббота были свободными, якобы для работы над докторской. В еврейские праздники он брал больничный, Софья Вениаминовна помогла ему со своими связями с врачами. Через год у них с Ритой родился первенец. Назвали Михаилом, на восьмой день ему сделали обрезание тайно, дома у рава Шломо, который стал сандаком-восприемником у нового еврея Михоэля бен Авроом веРут, сына Авраама и Рут, так отныне звали Андрея и Риту. Имена, которые традиционно часто берут себе геры, новообращенные иудеи. Время шло, рождались новые дети, их было уже четверо. Семья переселилась в еврейскую махаллю. Как ни странно, оба супруга и дети на удивление быстро выучили бухарско-еврейский язык и их трудно было отличить от бухарских евреев, разве что по светлой коже и волосам. Авромча Урус (Русский Абраша), как на махалле прозвали Андрея, одновременно заканчивал писать докторскую по теме "Сравнительный анализ логических трудов Фараби и Аристотеля" и учил Талмуд под руководством своего раввина.В Университете пошли слухи. А потом не только слухи. Были доносы. Андрея выгнали из ГавГУ. Но община его не оставила. Ему нашли тихую спокойную работу, продавцом в газбудке. Работа была совершенно непрестижная, но приносила неплохой доход семье и оставляла много времени для учебы. А учился Авромча взахлёб. Поэтому, когда после десяти лет отказа, его семейству, наконец дали добро на выезд из Союза, он уезжал рукоположеным раввином.
Много лет спустя, после урока в маленькой синагоге в Нью-Йорке, который рав Авроом давал вперемешку на русском, английском и бухарском языках, двое прихожан, отец и сын, идя домой разговаривали друг с другом.
- Папа, а правда, что халфа - русский, который стал гером?
- Ты что? Рав Авром коренной гавийский. С махалли, а не какой-нибудь городской. Наш, бухарский.
- А почему его старики зовут Авромча Урус?
- Ты видел какой он рыжий? Ну вот, по-русски рыжий значит "русый", вот его русским и прозвали.

© Copyright: Рошель Касоб, 2015
Свидетельство о публикации №215111502436

  Древнекитайская притча.

October 27, 2015

Древнекитайская притча.

Однажды Лао Си Юй попросил Учителя рассказать притчу,  в которой бы содержалась вся мудрость предков. Кун Цзы ответил,  что сначала ему потребуется совершить чайную церемонию. Через 14 часов Учитель начал свой рассказ:

Однажды скорпион попросил черепаху переправить его через Желтую реку,  поскольку там, на другой стороне находился храм предков скорпионов. Черепаха была благородным мужем и поэтому согласилась. Стоило скорпиону сесть на спину черепахи,  как она,  подобная полной Луне, совершающей свое плавание по небосклону,  опустилась в реку и поплыла к противоположному берегу. Немного погодя,  скорпион,  верный своей природе попытался ужалить черепаху,  но бронированный панцирь защитил ее от смертоносного яда. Черепаха с удивлением спросила скорпиона: "Почему господин пытается меня ужалить, ведь я переношу его в том направлении,  какое он мне указал?". Скорпион,  как это свойственно достопочтенным членистоногим,  с достоинством отвечал: "Таково мое естесство, что я должен тебя ужалить". Черепаха задумалась и начала дрейфовать,  поскольку такова природа черепахи, что когда она думает, она не может активно плыть. Через восемь часов и сорок две попытки ее ужалить,  черепаха ответила: "Таков путь Поднебесной,  что каждый следует за своим естесством. Как благородный муж, я тоже должна следовать за своей природой. Моя природа говорит,  что когда меня жалят,  я должна нырять поглубже". Но скорпион начал протестовать: "Это несправедливо,  ты не должна так поступать!". Черепаха удивилась: " Почему же, господин?". Скорпион ответил: "Я несу свои яйца, а они совершенно не причастны к тому,  что ты была ужалена, отложить яйца в сухое и теплое место я сейчас не в состоянии, поэтому ты будешь причиной их гибели, а они тебе ничего дурного не сделали". Черепаха хотела открыть рот,  но тут вынырнул пескарь и ей пришлось провести церемонию приветствия. После шестнадцати часов и восьмидесяти уколов жалом в панцирь черепахи, пескарь начал свою речь: "Достопочтенная черепаха не может нырнуть, поскольку благородный муж не может вести бой с противником, у которого нет шансов на победу". Черепаха удивилась,  а пескарь продолжил: "У достопочтенной черепахи сильный панцирь, который не может пробить ни одно жало. В воде достопочтенная черепаха у себя дома и лишь откладывать яйца она идет на берег, а скорпион в воде плавать не умеет, так что все преимущества на стороне достопочтенной черепахи. Пусть она снимет свой панцирь и не ныряет в воду, пока ее не отделяет от берега ширина одного пальца Желтого Импратора". Черепаха удивилась,  но тут подлетели голуби стаей из трех особей. Не дав черепахе совершить ритуал приветствия голубей, голуби начали свою речь, перебивая друг друга: " Благородный муж не может утопить мать, несущую свои яйца на другой берег, ты сама откладываешь яйца на берегу и обязана понимать,  что Путь гуманности обязывает тебя не нырять, даже когда тебя от берега будет отделять всего ширина волоса Желтого Императора.  А панцирь нужно снять немедленно, потому что только помогая другим идти Путем осуществления своей природы, возможно достигнуть Просветления". Черепаха удивилась и попросила скорпиона временно пересесть ей на хвост, чтобы она могла снять панцирь. Но скорпион возразил,  что ему,  как потомку Желтого Дракона не подобает сидеть на хвосте, а только на голове. Черепаха поведала,  что укус в голову будет чрезвычайно болезненным,  а скорее всего и смертельным, не мог бы достопочтенный скорпион присесть на хвост, временно,  пока она не снимет панцирь?  Тут голуби и пескарь подняли шум, в котором можно было разобрать только отдельные фразы: "неуступчивость", "неготовность к переговорам", "отказ от урегулирования".

 

Учитель Кун замолчал. Через пять часов Лао Си Юй позволил себе спросить: "Учитель,  чем закончилась история?". Кун Цзы ответил: "А она еще не закончилась, пока ведутся консультации".

Присутствоваший там Плешивый Ши спросил: "Я не понял Учителя,  какова мораль незаконченной притчи?".

Кун Цзы укорил Ши за поспешность в речах и после ритуала омовения рук ответил: "Черепаха должна следовать своей природе,  ибо это Путь Поднебесной,  а глупые советчики нарушают Гармонию,  отчего погаснут звезды".

 

  Наукопоклонство.

October 19, 2015

О науке и наукопоклонстве.

Все разнообразие человеческих воззрений можно поделить на две части. Причем множеством разных способов, например: верующих и безбожников (причем под безбожниками можно понимать в том числе и монотеистов, как то делали эллины), сторонников гармоничного вписывсния в природу и сторонников изменения природы под себя, адептов прогресса и мракобесов и множество, множество других. Я предлагаю рассмотреть другую пару, скептиков и догматиков. То есть тех, кто во всем сомневается и тех, кто принимает некоторые незыблемые истины на веру. На самом деле есть еще одна категория, которая не вписывается в две приведенные: агностики, то есть те, кто говорит, что познание в принципе невозможно. Скептики отвергают наличие третьей категории, поскольку раз уж агностики что-то утверждают (в данном случае возможность познания), то они уже во что-то верят (в эту самую невозможность). Скептицизм появился, как и большинство других форм философии, в Античном мире. На некоторое время, с приходом христианства, он был загнан в щели, поскольку Церковь требовала безусловной веры основы своей веры. Поэтому в Средние Века в Европе процветал догматизм, философия, которая, как известно, есть ничто иное как служанка богословия, развивалась в основном в форме схоластики. Ее сегодня принято ругать, почем зря, но по сути, схоластика - это детальное, доведенное до совершенства, применение дедуктивной логики, то есть логики,  основанной на том, что есть истинные утверждения и они известны, то есть все те же догматы или аксиомы, принимаемые на веру. Проблема со схоластикой собственно только одна: она не позволяет пересмотреть эти самые аксиомы, они даны раз и навсегда, их можно рассматривать и применять к частным случаям, однако нельзя изменить. Но все течет, все меняется, как сказал еще один философ-грек, и наступили новые времена, когда философы стали покушаться не только на данный конкретный догмат, так поступали средневековые еретики, требовавшие заменить один догмат другим, а на самый принцип существования незыблемых истин. Здесь, нужно заметить, отличились евреи. Точнее их потомки. Еще точнее марраны и потомки марранов, испанских евреев, принявших христианство, часто не по своей воле. Поскольку многие из них были вынуждены вести двойную жизнь, открыто соблюдая католические обряды и в тайне еврейские, то их дети росли в среде, где мало кто верил в христианское учение, его попросту осмеивали, разрушая тем самым способность детей вообще что-то воспринимать на веру. Главным праздником в этой среде был Пурим, который справляли тайно, этот праздник связан с царицей Эстер,  которую они считали такой же криптоиудейкой, как они сами. В этой среде рождаются два философа, перевернувших все европейское мировоззрение в сторону скепсиса. Франсиско Санчес и Мишель Монтень. Последний даже свою книгу выпустил к Пуриму, чтобы не оставить нам сомнений в своем происхождении. Еще несколько веков догматизм в философии соперничал со скетицизмом. К 19-20 вв наука и философия разошлись окончательно, но философия успела оставить науке в наследство две вещи: скептицизм, как господствующее мировоззрение, на основе которого строится общенаучные методы познания и логику, в первую очередь индуктивную, как инструмент этого самого познания. Попытаемся объяснить, о чем собственно идет речь. Что такое индуктивная логика и в чем ее отличие от дедуктивной? Дедуктивная, как уже упоминалось, полагается на некие общие принципы, в которые необходимо верить, и применяет их к данной конкретной ситуации. Например, все люди должны дышать, чтобы жить. Вася - человек, значит Вася должен дышать, чтобы жить. Индуктивная логика, наоборот, не полагается на общие законы, она выводит общие законы из частностей. Например, Вася должен дышать чтобы жить, Петя должен дышать, чтобы жить, Федя должен дышать чтобы жить. Все они люди, значит люди должны дышать, чтобы жить. Сильные и слабые стороны обеих логик достаточно очевидны. Если у дедуктивной логики общее утверждение окажется истинным, то все выводы будут истинными, а если ложным, то и все выводы из него будут ложными. Скажем, если мы возьмем за истину, что все люди блондины, из этого сделаем вывод, что раз Мумба человек, то он блондин, то ошибемся, ведь не все люди - блондины, вот Мумба, наоборот, брюнет. Однако, выяснив истинное утверждение однажды, потом мы можем полагаться на него всегда. Как наука выясняет эти самые общие утверждения, из которых потом можно выводить частные? Методом индуктивной логики. То есть, пытается собрать как можно больше фактов, а потом вывести из них общий принцип. Здесь, конечно легко ошибиться. Ну, например, Вася блондин, Петя блондин и Федя тоже блондин. Значит все люди - блондины. Однако мы не учли Мумбу, который брюнет. Мы с ним не были знакомы. Когда мы познакомились с Мумбой, нам пришлось скорректировать наше утверждение. Поэтому наука сформулировала несколько общих принципов, заимствованных из философии скептицизма, для того, чтобы избежать, или по крайней мере, уметь исправить ошибки, происходящие из слабых сторон обеих логик, дедуктивной и индуктивной. Проблема с ошибками исходящими от дедуктивных методов решается просто: нужно использовать только те общие утверждения, которые уже проверены индуктивным методом. Мы пересмотрели так много людей, как можем и теперь заявляем, что всем людям для того, чтобы жить, необходимо дышать. И уже после этого можно использовать это общее правило для частных случаев. Вася - человек, следовательно ему необходимо дышать для того, чтобы жить. А если вдруг мы находим Васю, который не дышит, но живет (находится в анабиозе, в замороженном состоянии, к примеру), то пересматриваем общее правило и все начинаем сначала. Как видим на этом примере, индуктивная логика у нас все же находится на первом месте, это главный метод. И ее ошибки - это то, с чем наука должна научиться справляться. Для этого изобрели множество разных правил. Во-первых, нужно собрать как можно больше единичных фактов, чтобы установить истину. Во-вторых, истина у нас все равно будет относительной, поскольку всех фактов нам не удастся установить никогда, даже если мы перечтем всех людей на Земле и все будут блондинами, это не значит, что какой-то брюнет не надел парик, чтобы над нами поиздеваться или же во время пересчета он не уехал на рыбалку, где мы его не нашли, илм же побрился наголо и мы его не учли, посчитав, что раз все блонлины, то и этот Мумба тоже будет блондином когда у него отрастут волосы. Поэтому наука решила, что она устанавливает не истину, а наибольшую вероятность истинности той или иной теории, основываясь на фактах на данный момент известных. Кроме того, наука для большей уверенности требует, чтобы эксперимент был повторяем. Мы пересчитали всех людей в Архангельске и выяснили, что все они блондины, но для того, чтобы сказать, что все люди блондины, наш опыт пересчета должен повторяться и в Гонолулу и в Претории. Далее встает такая проблема. Приходит  Вася и говорит, что на самом деле он брюнет, а блондином он выглядит, потому что Баба Яга отвела всем глаза, чтобы у всех была галлюцинация, что он блондин. Даже на фотографиях. Доказать, что это не так, невозможно. В действительности, такое может быть. Никто из экспериментаторов не общался с Бабой Ягой и не знает, насколько она сильна в заклятиях. Умеет ли она отводить глаза, а если умеет, то может ли отвести глаза смотрящему на фотографию. Поэтому назвать эту гипотезу ложной ученый не имеет права. Однако, он не только может, но и должен заявить, что отвод глаз Бабой Ягой выходит за рамки научного исследования. То есть за рамки его компетенции. Внимание: гипотеза о том, что Вася брюнет, но его заколдовала Баба Яга,  является не ложной,  не антинаучной и не псевдонаучной, а ненаучной. Она может быть правдой, она не борется с наукой и не выдает себя за науку, ею не являясь. Она просто выходит за рамки компетенции науки, поэтому наука ее не рассматривает. Стоп. А как мы это решили? Очень просто. Мы не можем придумать эксперимента, который бы опроверг эту гипотезу. То есть, научная гипотеза требует от ученого выдвижения эксперимента, который бы доказал ее ложность. Это называется фальсифицируемостью теории (гипотезы). Например, если бы Вася сказал, что Баба Яга его заколдовала, но на фото можно увидеть, что он брюнет, а не блондин, каким кажется из-за чар колдуньи, то гипотеза была бы вполне научной. Мы бы сделали фото и по результатам сказали бы, гипотеза истинна или ложна. Внимание: научная гипотеза и теория могут быть как истинными, так и ложными. Ровно как и ненаучные. Как ненаучная гипотеза может быть истинной? Очень просто. Я выдвигаю гипотезу, то есть предположение, что тетя Мотя и дядя Федя вчера целовались, запершись у себя в комнате. Их никто не видел, кроме меня. На камеру их не засняли. Они искупались и почистили зубы. Ни один тест на ДНК не сможет подтвердить наличие слюны тети Моти на щеках Дяди Феди. Но утверждение истинно! Я сам это видел! Ученый муж, которому я, преодолевая смущение, об этом расскажу, мне ответит, что да, ты, парень можешь сколько угодно быть правым, но это к науке не имеет отношения. Потому что это единичный случай и никоим образом не проверяется. Запомним еще один критерий: наука не занимается единичными фактами. Ей нужна повторяемость. Поэтому, возвращаясь к утверждению Васи о Бабе Яге и заколдованных волосах перестает быть научным еще по одному критерию, даже если он виден на фотоснимках. Вот если Вася каждый день может делать такие снимки - другое дело. А если один раз сделал снимок и на нем он брюнет, а в жизни блондин - наука таким не занимается. Но тут снова приходит Мумба с заявлением. Вчера у нас на Юмбе мои волосы были блондинистыми, а сегодня внезапно в Архангельске они стали черными. Ученые отвозят Мумбу на Юмбу и видят, что он не стал снова блондином. Привозят его в обратно в Архангельск и не видят опять никаких изменений. Мумба говорит, ребят, это было вчера, а сегодня законы природы изменились и мои волосы уже не меняются от перемены места жительства. Ученые Мумбе отвечают: это все может быть, но извини, мы не можем тебя зачесть в блондины, поскольку мы конечно, как скептики, готовы признать что вчера закон природы был другой, но опять же как скептики и тебе не можем верить на слово. Мы исходим из априорной презумпции, что законы природы всегда и везде одни и те же. Мы не опровергаем твоего утверждения, но не можем принять его во внимания, потому что там и когда мы исследовали законы природы, они всегда оставались одними же и теми же. Отметим: гипотеза о том, что законы природы могут меняться в разное время и в разных местах не ложная, она ненаучная. Потому, что следуя индуктивной логике, наука не принимает во внимание свидетельство, которое не может проверить и которое не совпадает с другими свидетельствами о том же. Не противоречит, а не совпадает. Потому что как мы помним, если есть свидетельства о том что трое человек - блондины, это не значит, что четвертый не будет брюнетом. Если до сих пор у нас законы природы всегда и везде были одинаковыми, это не значит, что там и тогда они будут снова такими же. Просто мы не наблюдали еще такого явления. Поэтому Мумба может врет, а может и нет. Мы просто не знаем, а потому наука во внимание этого не принимает. 

А теперь зададим себе вопрос: вот мы ежедневно слышим выражение "ученые доказали" или "наука доказала". А что оно собственно значит? Ведь любой, абсолютно любой научной теории или гипотезе можно противопоставить другую научную или ненаучную теорию или гипотезу, которая их опровергнет, причем логически это невозможно будет опровергнуть, не смотря на другие критерии доказанности теории, будь то объяснение всех фактов, непротиворечивость как внутренняя, так и фактам? Дадим слово доктору физ-мат наук, профессору, автору более 100 научных работ итд Вл. Успенскому: "Несмотря на то что термин "доказательство" является, возможно, одним из важнейших в математике (Бурбаки начинают свою книгу "Основания математики" словами: "Со времени древних греков сказать "математика" значило то же, что сказать "доказательство""), он не имеет своей точной дефиниции. В целом, понятие доказательства со всеми его смысловыми ответвлениями относится, скорей, к области психологии, нежели к математике. Но как бы то ни было, доказательство - это просто аргумент, который мы сами находим вполне убедительным для того, чтобы убедить всех остальных". 

Речь идет о математике, которая называется формальной, или точной наукой! Не о психологии или истории, даже не о физике с биологией, о математике, где все точно, выверено, мы все стояли у доски и доказывали, что 

 штаны во все стороны равны.

Но как же? Ведь ученые сделали смартфон, на котором ты, Рошель, поганец этакий, печатаешь эти самые слова, мерзавец неблагодарный. Значит у них концы с концами сходятся, а у тебя нет, ты то не сделал никакого смартфона, и никто из твоих раввинов не придумал даже самого простенького смартфона! Ну, что скажешь в свое оправдание? 

А я как заверещу истошным голосом "не вели казнить, вели слово молвить" и лбом об пол. Я ж, надежа-государь, ученых зело уважаю и  завсегда в темечко целую! Я ж токмо супротив наукопоклонников и выступаю, это они, религиозные мракобесы и ко мне пристают и из светлого облика науки идола делают! С учеными то я и не спорю никогда, куда мне скудоумному с умными то людями спорить?  Меня спросят: Рошель, хороняка, чем докажешь, что науку не насилил, ученым мужам фиги не показывал? А я и отвечу: дык, у меня и грамотка есть. От ученого.  Стивом зовут, Хокингом. Уж он то милай, столько всего открыл, уж он то, сердечный, такие книги пишет, зачитаешься. Открываю я его книгу и читаю:

"Можно по-прежнему представлять себе, что именно Б-г создал Вселенную - в момент большого взрыва или даже позднее ( но так, как если бы произошел большой взрыв )".

Мне сам Хокинг разрешил представлять себе, понимаете?! Он что, тоже враг Науки и Просвещения? Вероятно все же, нет. Просто Хокинг ученый, а не наукопоклонник. Он прекрасно осознает, что есть логическая возможность противопоставить теории большого взрыва теорию Сотворения мира из ничего. Помните, мы говорили, что теория может быть ненаучной и истинной? Свое условие для того, чтобы признать гипотезу Творения истинной, то есть как минимум столь же убедительной, сколь и теория БВ он высказал: мир должен был быть сотворен старым. То есть таким, что ему во время сотворения вмонтированы все показатели, будто 13 млр лет назад был большой взрыв. Сам он не верит в это. Он же скептик, как настоящий ученый, он сомневается. Причем в Сотворении он сомневается больше, чем в БВ. Но собственные чувства,  верю-не-верю для ученого не играют роли, по крайней мере на работе не должны играть роли. Возьму на себя смелость добавить к сказанному сэром Стивеном Хокингом еще как минимум одну возможность: процессы в прошлом шли не так,  как сегодня. В древности седой, когда юная Вселенная еще ходила в детский сад, все процессы у нее шли куда быстрее. За наши 6 дней у нее пролетело 13 миллиардов лет. Ну, минус 5776 лет. И заметьте, в обоих небольшевзрывных гипотезах ничего не меняется в настоящем, так что смартфоны будут работать ровно так же, по ровно таким же законам. Ненаучно? Безусловно. Истинно? Научными методами этого установить невозможно. В рамках научной парадигмы невозможно и утверждать обратного, как и в предыдущем случае. В рамках научной парадигмы можно лишь говорить о теории БВ, как о единственной, которая соответствует двум критериям истинности и научности. Но нужно помнить, что научная истина не есть истина в последней инстанции, не абсолютная истина. Абсолютная истина попросту неустановима в рамках научной парадигмы, это принципиальная позиция науки, а не религиозных фанатиков. Впрочем, фанатики наукопоклонства будут утверждать что наука установила истину раз и навсегда.  Не верьте. Наука учит не верить, а лишь устанавливать наиболее вероятную гипотезу.

 

  Сюрпрайз.

October 19, 2015

Две недели! Всего две недели я продержался на этой работе. Казалось бы, какого черта, хоть парикмахером я мог бы работать. После скандала в университете и потери места субпрофессора я чего только не перепробовал. Неудачи преследовали меня на каждом новом поприще. Пересоленый стейк лишил меня места повара, хотя виноват был не я, а придурок поварёнок, не закрывший плотно крышку солонки. Меня перевели в официанты, но и это место я потерял, пролив злосчастный суп, споткнувшись о ногу идиота-клиента, вздумавшего расставить свои грабли как раз в тот момент, когда я подносил суп. На оставшиеся сбережения я закончил курсы парикмахеров и устроился на работу. И вот, хозяин цирюльни заявил, что моя работа не нравится клиентам. Фактически жизнь рухнула. Я не могу сопротивляться, к чертям собачим эту жизнь. Я забрался на крышу, прыгнул вниз. Бум! Я шлепнулся на надувной тент, внезапно появившийся в внизу. Кругом оказались люди с цветами, бегущие ко мне. Вспомнилась финальная сцена из фильма "Игра". "Сюр-прааайз!" - доносилось со всех сторон. Я недоуменно гляжу на все эти счастливые лица. Вперед выступили трое в строгих костюмах и протянув мне букеты начали наперебой говорить:

  - Поздравляем, сэр, полоса неудач была всего лишь игрой, сейчас всё встанет на свои места и Вы поймете, насколько Вы были счастливы!

  - То есть скандал с профнепригодностью - это шутка? - недоумевал я.

  - Разумеется. Вы выбраны членом восьми академий наук.

  - Хорош академик, у который из-за нищеты ходит в рваных джинсах, выдавая их за последний писк моды, - нахмурился я.

  - Что Вы, Вы выиграли двенадцать главных выигрышей в лотерею, все билеты, которые Вы покупали в последние четыре года были выигрышными. Ваше состояние только от этих выигрышей составило 4 миллиарда долларов. Кроме того, эти деньги были вложены в акции компаний, сильно поднявшиеся в последнее время, так что общая сумма делает Вас самым богатым человеком на планете.

 Я замолк, в горле перехватило, я с трудом дышал от навалившегося счастья. Счастья? А как же жена, ушедшая к этому мерзавцу? Люди в костюмах угадали движение моих мыслей.

  - Вы ведь никогда не любили по-настоящему свою бывшую жену? Она удалилась, чтобы не мешать. Был проведен конкурс красоты, на котором заодно проверялись интеллектуальные и моральные качества претенденток. Самые красивые, покладистые и умные, нет, мудрые девушки на свете в количестве пятидесяти штук ждут, не полюбите ли Вы кого-то из них. 

  - Вот так сразу, взять и решить не люблю ли я кого-нибудь из незнакомых женщин? - скривился я. Люди в костюмах расплылись в улыбках:

  - Конечно же нет. Вы можете оставить себе их всех в качестве гарема, а потом в процессе решить, если кто не подходит, отослать прочь.

  - Закон запрещает многоженство, я не хочу нарушать закон!

  - Какой закон, сэр? Вы избраны пожизненым президентом США, Евросоюза и России, причем с правом введения и отмены любых законов. А чтобы Вам не разрываться между тремя государствами, решено объединить их всех в одно. Резиденция у Вас будет на Крите, причем местное население оставлено лишь в количестве необходимом для обслуживающего персонала. Конечно, если Вам там не понравится, можете выбрать любое другое место, это так, на первое время. По этому поводу Вам присуждена Нобелевская премия Мира.

 Я задумался, а потом выпалил:

  - Какого мира, мне ж придется воевать...

  - С кем?

  - Ну, например, с террористами.

  - Не придется, они, узнав о Вашем существовании самоликвидировались.

  - Противостоять китайской экспансии, - попытался вставить я.

  - Что Вы, руководство Китая постановило остановить экспансию, снизить ВВП за счет удешевления своих товаров, так что в Вашем государстве почти и не нужно работать, Китай будет поставлять качественные дешевые товары, но не будет проводить экономической экспансии.

Я просветлел.

  - Ну, что у вас там еще для меня припасено?

  - Вы стали Нобелевским лауреатом в области физики, химии и литературы. 

  - Каким боком я то к литературе? - мои глаза округлились.

  - А помните год назад Вы написали пост в Фейсбуке? Он признан шедевром малого жанра.

Внезапно пришедшая мысль заставила меня погрустнеть. На глаза навернулись слёзы. Мама с папой не дожили каких-нибудь пяти лет. Я по-детски протянул:

  - Ма-ма...

  - Успокойтесь, мама и папа живы, они все это время жили на Крите, дожидаясь пока Ваша полоса неудач будет закончена.

 Я был счастлив. Правда счастлив. Что еще может желать человек? Внезапно родился последний вопрос:

  - А на конкурсе парикмахеров, всемирном, я тоже признан лучшим мастером?

  - Увы, вот парикмахер из Вас точно не получился.

  - Сволочи. - Сказал я и помрачнел.

  Любовь

February 21, 2015

Любовь.
Подойди сюда, бачи бобо. Что за книжка у тебя, покажи своему грэнд-папе. Опять на английском? А, в школе задали... Шаке-спеар. Ромео... А Шекспир? Так бы и написали. Ромео и Джульета? А ты думаешь твой бобо совсем темный, в горном кишлаке вырос? Ну да, не освоил твой дед английского, куда мне, на старости-то лет, зато знает двенадцать других языков... Что? Конечно, читал я твоего "Ромео" на русском, на бухарский его не перевели. Хороший поэт твой Шекспир. А история плохая. Ну, как, почему плохая? Нехорошо когда молодые люди из-за любви сами себя убивают. Во имя любви нужно жениться, детей рожать. Если не дают? Настоящий мужчина... да и настоящая женщина. Давай-ка я тебе лучше расскажу историю про настоящую любовь настоящих людей.
Я не знал их лично, мне рассказал про них отец, благословенна его память. Я уже не помню точно их имен, поэтому просто назову их так, как мне помнится. Может что-то упущу, что-то приукрашу, а как без этого? Расскажу так, как это помнят в нашем народе.
Времена редко бывают веселыми, но то были совсем невеселые времена. НКВД боролся с буржуазным бухарско-еврейским национализмом. Что такое НКВД? Ты что такое Си-Ай-Эй и Эф-Би-Ай знаешь? Ну вот, это вместе плюс Гестапо. Закрылись наши газеты, закрывались наши школы. Нет, не йешивы, йешивы закрылись раньше. Учителя йешив сначала перекочевали в еврейские школы, преподавали светские предметы. Подойдет ученик к двум учителям родной речи и ботаники, а те говорят на непонятном языке. Домулло, на каком языке вы говорите? На древнегреческом. Опасно было говорить, что на арамейском. Почему? Ах ты мой жеребенок, потому что времена были такие, советской власти не нравился арамейский язык. Да и бухарский не нравился... Ведь бухарский язык это не просто таджикский, это таджикский облагороженный языком Торы. Кому могли рассказать учителя о Торе, когда сажали за еврейские буквы? Но все же были ребята, которые тайно бегали по ночам к раввинам и при свете коптилок учили святые книги. Их было мало, совсем мало, но бухарские говорят, что если бы алмазов было много, то их ценили бы не больше булыжников. Хаим был одним из этих парнишек. В самое страшное время он не оставлял учебы с раввинами и те поражались упорству, с которым он учился. В восемнадцать лет старики тайно рукоположили его, признав, что он достоин того, чтобы называться равом. В светских науках в советской школе он тоже преуспел, директор школы лично уговаривал его родителей, чтобы те повлияли на своего сына, дабы тот пошел учиться дальше, в университет. Но уговорить не смогли, он отговорился тем, что должен зарабатывать деньги, чтобы помогать семье, ведь он старший из сыновей. Устроился Хаим учеником к старику сапожнику. Старый Або был известен на всю махаллю, да что там махаллю, весь старый город ходил к нему чинить обувь или заказать новую пару. Никакими другими талантами он не блистал, даже читать не мог ни на одном языке, что среди евреев было редкостью, но в сапожном деле он был поэтом. Год учился у него Хаим, потом усто разрешил ему уйти и открыть свою мастерскую, но ученик не спешил уходить, оставался с одиноким стариком, у которого в Гражданскую погибла вся семья. Так и работали вместе, Хаимча и бобо Або. Время летело, днем работа, ночью тайком учеба. Почему ночью, почему парнишка не мог как твой дед в промежутке между заказами сидеть и учить святые книги? Время было такое, за книгу написанную еврейскими буквами могли и посадить. Слушай дальше сам все поймешь. Хаиму уже все сроки вышли жениться, двадцать один год, это не ваша Америка, у меня уже твой папа и твоя амма родились в этом возрасте. Вот и Хаиму пришло время жениться. В те времена интернет-минтернет не было, подбором невест-женихов занимались родители или профессиональные свахи. Отец у Хаима умер еще три года назад, так что невесту ему подыскивать должна была мама. Молодой раввин не был первым женихом в городе, на руках у него были младшие братишки и сестренки, семья всегда была небогатой, но у него в руках было ремесло, никаких дурных слухов о нем не ходило, а его добрый нрав и благочестивость были известны в общине. Так что с невесту найти ему было не так уж и сложно. Но он попросил маму посвататься к дочери его учителя, того самого, который вместо древнегреческого говорил по-арамейски. Учитель был почти нищ после того, как потерял последнюю работу в школе. Теперь престарелый раввин жил на то, что ходил резать скот по домам, работал шохетом. В новые времена его знания и праведность уважались евреями, но страх перед нищетой отталкивал потенциальных женихов от его незамужних дочерей. К тому же все знали, что раввинов уже стали арестовывать. Так что учитель с радостью дал согласие на брак своей Хано с Хаимом. По правде сказать, он и так считал Хаима своим сыном, а сейчас тот становился ему сыном настоящим. Потихоньку сыграли свадьбу, а через день случилось нечто страшное. Хаим пришел на работу, но не увидел в мастерской усто Або. Просидев до обеда, пошел посмотреть, не случилось ли что со стариком. На ворота была налеплена казенная бумага с печатью. Осторожно открылась калитка у соседа и тихонько окликнул Хаима. У себя во дворе сосед шепотом рассказал, что ночью пришли несколько чекистов и увели старика. Обыскивали так, что грохот слышали по всей улице. Хаим ринулся в районное отделение НКВД узнать, что произошло, но ему ничего не сказали, сказав, что он даже не родственник, а потому не имеет права делать запрос. Дело прояснилось и самым страшным образом через неделю. Старика Або отпустили домой. Помирать. Избитый, измученный старик рассказал, что с ним случилось. У него сделали дома обыск и нашли старенький сидур. Читать его старый сапожник не умел, молитвы знал наизусть с детства, а книгу хранил как талисман. Арестовали его, обвинив в сионизме и связям с заграницей. Кто-то донес, что еще до революции его брат переехал на Святую Землю. Бедняга не понимал, в чем его обвиняют, он даже не знал, что такое сионизм. Все время когда его били, он кричал: "Уважаемые, вы ошиблись, я Або, я не Сион". Избиениями дело не ограничилось, старика пытали, ставя горящий примус ему в промежность. Не добившись признания, решили попросту выбросить его за ворота, там его подобрали добрые люди и принесли домой. Умирал Або долгие два дня, часто впадая в бред, повторяя одни и те же слова: "Я - Або я, я не Сион". Хоронил своего мастера Хаим. После похорон и поминок Хаима позвал тесть и завел разговор:
- Хаимча, я хочу с тобой поговорить. Сам видишь, что творится. Сначала арестовывали богатых, потом раввинов, сейчас вообще всех подряд. В этой стране оставаться нельзя, нужно бежать. 
- Куда бежать, амак, куда из этой страны убежишь?
- У меня есть знакомые, проведут через горы в Афганистан, а оттуда доберетесь с Хано до Йерушолаима, идти тяжело, но вы сможете, я уверен. У меня есть двадцать царских червонцев, это мало для такого путешествия, но попытаться надо. Не сегодня - завтра, кто-нибудь донесет, что у тебя раввинская смиха, и ты пропал.
- Амак, спасибо за заботу, но я не могу. Всю семью, моих и Ваших так не увезешь с собой, а на мой заработок по большей части наши семьи и живут. Если я уеду вы тут все с голоду перемрете.
Долго длился разговор, долго тесть уговаривал зятя, но так и не уговорил. Решили положиться на Вс-вышнего и жить как живется. Старый раввин потребовал от молодого коллеги, своего ученика, чтобы тот выучил законы обрезания и забоя скота, поскольку больше специалистов не осталось. И Хаим успешно освоил обе еврейские эти профессии. Тайно ходил по домам, резал скот, делал обрезания вместе со своим тестем. Так прошло полгода после свадьбы. Хано забеременела, оба семейства, отца и ее мужа хлопотали, ожидая первенца. Выточили новую колыбельку, готовили пеленки, одежду маленькому. Хаим стал известен и как сапожник, и как моэль, и как шохет. Попытка держать в тайне его еврейскую работу оказалось невозможным, молва из уст в уста передавала, что "наш Хаимча стал талмид хохомом". И вот наступил черный день, когда Хаим пришел к соседу делать обрезание его сыну, а там его уже ждали сотрудники НКВД. Молодого раввина забрали. 
- Ты пойми, в твоем возрасте нужно не мракобесию служить, а делу прогресса! - объяснял ему следователь, - я в твои годы басмачей бил, для того что ли, чтобы ты детишкам писюны резал?
Хаим молчал, что он мог ответить этому седому человеку с глазами убийцы? А потом пошли избиения, Хаим валялся на полу и выл от боли, захлебываясь от собственной крови. От него требовали, чтобы он назвал тех, у кого он учился, с кем строил заговор против Советской власти, как связывался со своими инструкторами заграницей. Хаим понял, что от него требуют доносов на всех, кого он любил, кто его учил Торе, доносов ложных, от того еще более подлых. И молчал. Совсем молчал. Молчал когда били, молчал, когда пугали тем, что в соседнюю камеру посадят жену. А потом неожиданно дали свидание с Хано. Его бедная девочка, она всегда была худенькой как тростиночка, а сейчас ее кожа стала прозрачной как лепестки вишневого цвета. Она рассказала ему об их горе, когда ей сообщили о его аресте, у нее случился выкидыш. Они потеряли своего ребенка. Своего первенца... Долго потом следователь измывался над Хаимом, говоря, что он погубил своего сына, что младенец погиб только из-за антисоветской деятельности отца. Хаим не выдержал и начал хохотать. Дикий смех распирал его и рвался наружу, от этого смеха казалось рухнет потолок в этом гнусном подвале. Следователь подумал что Хаим сошел с ума, и его перестали бить. Два дня без передышки Хаим хохотал, из его рта разлетались капли крови, окрашивая все вокруг. Потом несчастный рухнул на пол своей камеры, в которой не было даже койки, и потерял сознание. Казалось, что он умер, но мололой организм, пусть и не очень крепкий, выдержал. Хаим выжил. Его судили, дали мягкий по тем временам приговор: пять лет колоний строгого режима и пять лет поселений. Не расстрел, не пятнадцать лет. Отсиживать его отправили в Сибирь. И тут случилось то, что должно было случиться. Хано поехала за мужем. Эту маленькую женщину, толком не говорившую по-русски, привыкшую жить под покровительством отца и мужа в жарком климате Туркестана не удержали ни сибирские морозы, ни слезы папы и свекрови. Она уехала в чужую землю, жить среди этих ужасных снегов, людей, языка и обычаев которых она не знала, где некому было помочь, где не было ни евреев, ни даже просто знакомых людей. Но она все же решилась, приехала, устроилась в поселке в десяти километрах от зоны, где сидел ее муж. Сняла комнату у одинокой старушки, пошла работать в лесхоз. Занималась чем могла, варила на всю артель, таскала ветки, носила воду, обстирывала. И бегала к зоне, может хоть как-то увидит своего любимого, своего супруга. Начальник зоны, седой подполковник, как ни странно, оказался человеком добрым и порядочным. Раз в несколько месяцев он давал свидание на час, раз в месяц позволял писать письмо. Так шло время. Хано, Анечка, как ее называли русские соседи, стала говорить по-русски как на родном, но не разучилась быть еврейкой. От мяса пришлось отказаться, где здесь искать кошерное мясо, но была крупа, была рыба, были какие-то овощи. Кухню у хозяйки она откошеровала, готовила сама и на себя и на хозяйку, бабу Таню. Та не могла нарадоваться на свою жилицу, внучку, как она называла Анечку. Уже прошло четыре года, оставался год до освобождения, конечно, ссылка тоже не сахар, но все же вместе, рядом. И тут случилось несчастье. Хано набирала у проруби воду, лед под ней подломился и она оказалась в ледяной воде. Ее увидали соседки, позвали на помощь, вытащили, но ее свалила болезнь, она сильно застудилась. Месяц у нее держался сильный жар, сменявшийся колотящим ознобом. Баба Таня сидела около Анечки день и ночь, отпаивала горячим молоком, его заморожеными кругами привозили в поселок, нужно было дать ему растаять и потом уже кипятить, заваривала какие-то травы, хвою. Наконец, вроде бы выходила бедняжку. Но еще долго почему-то у Хано болел низ живота. Прошел и этот последний год, когда Хаим оставался в зоне. В ссылке его оставили в том самом поселке, где жила Хано. Стали жить втроем, баба Таня, Аня и Хаимка, который устроился в тот же лесхоз. Началась война. Мужиков почти всех забрали на фронт, остался Хаим и еще несколько ссыльных, которых, как неблагонадежных, в армию не взяли. О победе узнали там же, от начальника артели. Радость победы на некоторое время отодвинула на задний план неприятности, главной из которых было то, что Хано никак не могла забеременеть, хотя вот уже почти пять лет она жила с мужем. Но вот, заботы и печали отошли на второй план, пришел конец ссылки. Хаиму разрешили вернуться домой. Пара долго уговаривала бабу Таню уехать с ними, но она отказалась бросать родные могилы. Расставание было грустным, но светлым. Старушка расцеловала свою Анечку, поплакали и попрощались. Поездка домой была нелегкой, но кто обращает внимание на трудности дороги, если эта дорога домой! По приезду оказалось, что отец Хано умер, не дождавшись дочери и зятя, братья и сестры обоих супругов уже обзавелись своими семьями. В мастерской Хаима давно работал другой человек, но ему нашли другую. На первое время они остановились у мамы Хаима, но по обычаю, младший, а не старший из братьев остается жить в родительском доме. Но родственники по копейке собрали деньги и купили им халупку в еврейской махалле, которая вот-вот должна была развалиться. И вот, бывший зэка днем работал в сапожной будке, вечером месил глину и делал кирпичи, ночью тайком шел в синагогу, вновь открытую во времена, когда евреи Америки собирали средства для Советского Союза, воевавшего с нацизмом. Там, в синагоге оставались чудом уцелевшие книги, которым отдавался изголодавшийся по Торе раввин-сапожник. В воскресенье всей семьей строили дом. Когда он был отстроен, большой, просторный, с двумя крылами, двором, в котором были посажены розы и виноград, супруги вновь задумались о том, почему Г-сподь не дает им детей. Хано стала ходить по врачам. Один из них, профессор из эвакуированных, подробно расспрашивал ее о том, как у нее случился выкидыш, как она провалилась под лед и что было потом. В конце концов, он выдал печальный вердикт, что можно конечно попробовать полечить в санаториях, но скорее всего, она навсегда потеряла способность иметь детей. Хаим возил ее на курорты, показывал светилам, но светила лишь качали головой, а санатории помогали его жене чувствовать себя лучше, но не исцеляли бесплодие. И вот наступил день, когда она отчаялась, да и он понял, что старания бесполезны. Как горячо они оба молились, сколько веры и трудов вложили в то, чтобы иметь ребенка, но, увы, Вс-сильный Израиля дал им такое испытание. И вот Хано завела разговор с мужем:
- Я прошу, любимый, только не перебивай, дай мне сказать. Ты раввин, а я - дочь раввина. Мы оба знаем, что говорит Тора, что мы должны сделать, если живем десять лет и у нас нет детей.
Хаим знал. Закон говорит, что он обязан исполнить заповедь плодиться и размножаться, а значит, если они живут вместе 10 лет и не могут дать потомства Израилю, то должны развестись, а он обязан попытать счастья с другой женой. Тем более, когда точно известно, что проблема в бесплодии жены. Разумеется, Хаим знал, но он знал и другое. Он знал, что это он виноват в том, что его звездочка потеряла способность иметь детей, это из-за него она поехала в Сибирь. Да и не в этом дело, он любил ее, любил безумно, а годы и жертвы, которые она принесла ради него, только усилили эту любовь. Хаим покачал головой. Нет, джонам, так не будет. Развода не будет. Он ночами сидел у книг, искал, как обойти закон. Но, либо у него не было тех книг, либо закон нельзя было обойти. Так или иначе, он не нашел ответа. Тогда он взял отпуск и поехал к тем раввинам, которые были старше его, мудрее его. Но они тоже качали головой. Один из них сказал, что в такой ситуации, он разрешил бы взять ему вторую жену, раз уж он не хочет разводиться со своей Хано. С таким мучительным ответом на свой мучительный вопрос он вернулся домой. И Хано расцвела.
- Мы с тобой не должны жить ради своих желаний, - сказала она недоуменному мужу, - раз Б-г присудил мне не иметь детей, значит мы должны покориться Его воле. Но ты можешь иметь детей, ты обязан исполнить заповедь, отказ был бы бунтом против Творца. Сейчас много женщин, которым не хватает женихов. Я уверена, что найдется та, которая согласиться стать твоей второй женой. Я буду почитать ее детей как своих, а ее буду считать своей сестрой. 
- Что ты такое говоришь, ты же знаешь, как Тора называет такую степень родства, две жены одного мужа называются притеснительницами по отношению друг к другу, - возразил Хаим. 
- Значит нужно искать девушку б-гобоязненную и благонравную, - отрезала Хано. 
Хано умела настоять на своем. Она составила план. Они должны были развестись по светским законам, чтобы Хаима не посадили за двоеженство. По тем же законам, он имела право на половину жилья, а значит имела право жить на половине дома, а на другой половине будет жить Хаим с новой женой. Нигде не написано, что они обязаны разъехаться по разным адресам. Так и поступили. Невесту нашли быстро, помогла пожилая соседка. У соседа, погибшего на войне, было несколько дочерей, которых воспитывал теперь дядя, поскольку мать девочек померла от болезни. Старшей девочке было уже 23 года, почти старая дева по тем временам. Девочка очень религиозная, и, главное, удивительно доброго и спокойного нрава. Зулайхо, так ее звали, объяснили ситуацию и спросили ее согласия на такой брак. Она согласилась. Сыграли свадьбу, так и стали жить в одном доме на две половины. Половина Хано и половина Зулайхо. И Хаим, живущий по очереди, то на одной половине, то на другой. Благословен Г-сподь, Зулайхо понесла сразу после свадьбы и родила в положеное время. Маленький Рахмин называл родную мать по-бухарски "она", а Хано по-русски "мама". Потом появилась малышка Панино. Казалось, жизнь успокоилась и дом Хаима наполнился счастьем. Но тут снова стали сгущаться тучи. Неожиданно ночью, когда Хаим сидел в канисо за книгой, в ворота синагоги стали стучать. Да не стучать, а ломиться. Раввин попытался спрятаться, но за воротами слышался голос кварткома, председателя квартального комитета. Свой, бухарский еврей, живший там же на махалле, на соседней улице, он пытался выслужиться перед властями.
- Хаим, открывай дверь, а то я с милицией сюда вернусь.
Что оставалось делать, он открыл дверь. Квартком долго кричал на смущенного раввина, обещал сдать его НКВД. И Хаим понял, что тот не просто пугает. Вернувшись домой, Хаим думал всю ночь. Наутро собрал обеих жен и рассказал, что случилось ночью. Наступило долгое молчание, потом заговорила Хано:
- Вот что я скажу, мой отец был прав. Нужно бежать из этой страны. Я знаю, с кем он хотел договариваться о том, чтобы провели через границу. Второго срока я не выдержу, а Зулайхо не пожелаю и одного дня в Сибири.
Все согласились. Стали распродавать вещи, в конце концов, продали и дом, в тайне обменяли советские рубли на царские золотые. Всем сказали, что собираются уехать обратно в Сибирь, якобы там лучше заработки. И вот, через горы, по тайным тропам контрабандистов, рискуя быть поймаными, застреленными, или просто упасть в ущелье, маленький караван добрался до Афганистана, оттуда в Иран и дальше до Иерусалима. Через много лет, через десятые руки до родных дошла весточка, что Хаим стал преподавать в йешиве, что у него восемь детей, четыре девочки, четыре мальчика, которые по-прежнему называют Зулайхо "она", а Хано "мама". 
Вот такая история, бачим. А ты говоришь Ромео, Джульетта. Любовь, это не вздохи "ой-вой", не цветочки, это жизнь ради другого, ради того, чтобы помочь ему осуществить смысл его жизни, превращая это в смысл жизни своей. Кто из них троих кого любил больше, я не знаю, знаю только, что все трое в конце-концов стали счастливы, не потому, что осуществились их желания, а потому что осуществились желания любимых. И дай Б-г тебе счастья, ягненочик мой, бачи-бобо!

  Восточная поэма

February 21, 2015

Исполняя заветы р. Gedalia Spinadel.
Восточная поэма.
Это было в те времена, когда лев был падишахом, тигр везирем, волк тысячником, а лиса ясаулом. Жил-был...
Нет, не стану я вам рассказывать сказку сегодня, расскажу быль. Много историй помнит наш народ, много поэм было сложено им. Но эту историю, когда-то переложенную в сладкозвучные бейты, чтят особо, наверное, потому что много боли и слез, и любви, и веры в нее вложил ее автор по имени Бухарско-еврейская История. 
Мехмон-хона, то есть гостиная, мулло Шоира была заполнена до отказа. Низенький стол-шулхон был уставлен сухофруктами, сдобными лепешками и орешками, по пиалам разлит душистый зеленый чай, а вокруг сидела молодежь, составлявшая диван - собрание - старого поэта. Собственно его прозвище, Шоир, и значит "поэт". Парни от пятнадцати и до тридцати лет после дневных трудов два раза в неделю приходили к своему учителю, пели свои стихи и слушали чужие. Дутар ходил по кругу, чай не успевал остывать, смех и слезы были высшей наградой. Мальчишки были из самых разных семей, шестнадцатилетний Довид, сын раввина, сам умница, посвящавший изучению Торы почти все свое время, двадцатилетний Юшуо, молодой мясник с красным лицом и богатырскими руками, Натаниэль, семнадцатилетний носильщик на базаре, которого чаще звали по-таджикски Худойдод, Шолум, которого соседи называли Салом, талантливый купец, уже вдвое увеличивший немалый капитал своего отца, а не так давно ставший помощником эмирского казначея.
- Передайте дутар Натаниэлю, - мулло Шоир сделал жест рукой и инструмент перешел к парнишке, - Ну, Худойдод, спой нам новую песню.
- Спасибо, учитель, - произнес паренек, прикладывая руку к груди. Он настроил дутар и запел:

Кап, весенний сладкий дождь,
Словно слезки с глаз любимой, 
Каждый миг, прошедший мимо
Без тебя, на век похож.
Жду, когда же ты придёшь,
Истомился в ожиданьи,
В нетерпеньи и страданьи...
Кап, весенний сладкий дождь.

Юшуо запил кусочек халвы чаем и расплылся в улыбке:
- Эге, да никак наш Натаниэль влюбился! Неужели в собственную жену?
- Не смейся, мальшишка! - сурово осадил его мулло Шоир и с мягкой улыбкой добавил, - наш Худойдод полюбил саму Любовь.
Разошлись еще не скоро, Натаниэль все оставшееся время был как-то задумчив и не особенно обращал внимания на разговор. Он все думал над словами учителя и не понимал, как можно любить саму Любовь. Что имел в виду старый поэт? Конечно он любил свою жену, да и как можно не любить эту смешливую девочку, на которой он был женат уже четыре года, с которой он вырос и которая была ему роднее сестры? Их поженили, когда ему было тринадцать, а ей двенадцать. После эпидемии лихорадки из его семьи остались лишь он, отец и бабушка, болезнь забрала маму и четверых братьев. В семье его невесты мор унес всех мужчин и мать осталась одна с тремя дочерьми. Тогда родители и сговорились поженить Натаниэля и Рохель, чтобы матери невесты не нужно было содержать лишний рот, чтобы дочь росла в семье свекра и его мамы, Мафрат-биби, стала в новой семье вместо дочери, привыкла к обычаям этого дома, а ее маленький муж вырос вместе с ней и привык к ней относиться не как к чужачке, а как к родной сестре. Ну а настоящими супругами они станут, когда вырастут. Отец умер когда Худойдоду исполнилось пятнадцать. Ему пришлось повзрослеть, взять на себя заботы о пропитании семьи. Но его взросление никак не отразилось на отношении к жене, здесь они оба были еще детьми. И вот сегодня он услышал от мулло Шоира слова, которые что-то затронули в его душе, что-то всколыхнули. Стихи о любви он начал писать в какой-то тревоге, хотя тему выбрал только потому, что поэтам свойственно писать о любви. В таком настроении он вернулся домой. Бабушка Мафрат уже спала. Рохель подмела двор и поливала его, чтобы наполнить ночь прохладой. Внезапно захлопнувшаяся дверь испугала ее и она споткнулась о ведро, из которого черпала воду, бедняжка упала и тут же рассмеялась над своей неуклюжестью. Попробовала встать, но оказалось, что ушибла ножку и охнув снова опустилась на землю. Худойдод тут же подскочил к ней, извиняясь за то, что напугал ее, хотел было помочь ей подняться, но передумал и подхватив ее на руки, отнес в дом, чтобы посмотреть на свету, что же произошло. Он уложил ее на постель и поднес свечу, рассматривая босую ножку. Потом перевел взгляд на ее глаза, в которых застыли, не желая выкатываться, слезки. И утонул в этих глазах.
Дрожащим голосом он спросил:
- Тебе все еще больно?
- Уже нет, - таким же дрожащим голосом ответила ему Рохель.
В эту ночь они стали настоящими мужем и женой. 
Утром Худойдод продрал глаза и понял, что проспал. Скоро рассвет, наверняка в Канесои Калон, Большой Синагоге, уже начали читать молитву. Правда опоздал он ненадолго, шахарит только начался. Рядом с ним сидели его друзья, все было как обычно, кроме чувств, которые переполняли его, ему хотелось петь и когда учитель пригласил его вести молитву, то весь его восторг выплеснулся и сменился упоением молитвы. Никогда еще Натаниэль не молился с такой самоотдачей и любовью. И это не осталось незамеченным, в минутном перерыве, когда габай стал называть имена тех, кто будет выходить к Торе, Шолум шепнул Довиду: "А ведь мулло Шоир был прав, наш соловей полюбил саму Любовь". 
После молитвы стали расходиться по своим делам. Худойдод побежал на базар, чтобы таскать мешки, Шолум, чтобы предстать пред лицом самого эмира. 
Дворец эмира. Как долго туда стремился молодой купец. Его, выходца из Кабула, чужака, принял и взял к себе на службу сам повелитель Бухары, светлейший правитель. Шолум думал о том, чего он добился в жизни, проходя мимо стражи, ворота, в зал эмирского дивана, то есть собрания везирей. Встав по левую руку от своего благодетеля, казначея Бухары, Шолум замер в почтительном ожидании монарха. Тот не заставил себя долго ждать. Эмир был человеком очень пунктуальным, он мог сурово наказать своих министров за опоздание, но и сам никогда не опаздывал. Когда государь вошел, в горле молодого еврейского купца перехватило дыхание. Шутка ли, он, единственный из немусульман, допущен к столь высокой должности, даже не будучи формально подданным эмира. Сегодня ему поручено сделать доклад о том, как увеличить поступления в казну и владыка сможет оценить его старания. И если оценит по достоинству, это может закончиться... Шолум боялся предположить, чем это может закончиться. Его план был действительно недурен. И очень необычен. Он предполагал снижение, а не повышение налогов. Если сделать ставку налога на транзитные грузы ниже, чем у соседей, то купцам будет выгодней везти товары из Китая и Индии через Бухару, и поток серебра потечет в казну за счет увеличения оборота. Точные цифры, конечно пока неизвестны, но приблизительные расчеты он сделал, имея на руках данные от своих друзей-купцов, и рассчеты эти выглядят весьма многообещающими. Эмир выслушал доклад и приказал Салому остаться после того, как остальные везири закончат свои доклады. Хороший знак, значит государь оценил его идею и захотел разобраться с ней поближе в "малом диване", в который входили только самые близкие к нему министры. Так и произошло. Проект был разобран и одобрен. Более того, еврей Салом был назначен министром для исполнения задуманного. Шолум был вне себя от счастья, склонившись поцеловать руку повелителя. 
- Есть одно препятствие, но мы его легко устраним, - сказал, улыбаясь в бороду, эмир, - ты должен принять наше подданство. 
Новоиспеченный министр склонился в низком поклоне
- Сочту за счастье быть подданным великого эмира! - ответил он, чуть задыхаясь от волнения. 
- По законам нашего государства, кафир не может просить нашего покровительства, но и это легко устранимо, ты выйдешь к соборной мечети и трижды произнесешь шахаду "нет Б-га, кроме Аллаха и Мухамад посланник Его". 
Шолум застыл, он вдруг понял, что это не предложение, от которого можно отказаться даже ценой должности, это приказ, отказ от выполнения которого означает казнь. 
- Я вижу, ты рад принять истинную веру, - насмешливо произнес эмир и, поморщившись, жестом показал, что аудиенция закончена. 
Так Шолум стал чала. Дословно это значит "недоделанный", "ни то, ни сё". Этим словом называют евреев, принявших ислам. Их не считают своими ни мусульмане, ни евреи. Они жили в своей слободе и мало касались внешнего мира. Некоторые из них ненавидели еврейство, пытаясь защититься от взглядов тех, кто остался верен религии отцов, или же желая доказать свою верность новой своей религии. Некоторые в тайне продолжали соблюдать заповеди Торы, даже собирая тайные миньяны у себя дома, наглуха закрывая ворота в дом, прячась за высокими дувалами. Так поступал и Шолум, или Салом, как его теперь звали почти все. Он думал убежать на родину, в Кабул, чтобы вернуться к еврейству, но туда бы быстро дошли вести о том, что он принял ислам и отказался от него, а за это полагается смерть. Можно было подумать о побеге в Индию или в Святую Землю, но это означало бы потерю всего состояния, жизнь на чужбине в нищете. И новоиспеченный эмирский везирь откладывал решение на потом. Он лишился старых друзей, поскольку боялся даже появляться в еврейской махалле, ведь тогда его могли заподозрить в симпатиях к иудаизму, а евреи никогда не появлялись в махаллои чала. 
Среди евреев Бухары переход собрата в ислам наделал много шума, хотя ничего уж очень необычного не случилось. Время от времени такое случалось. Кто-то громогласно осуждал, кто-то переживал. Переживали о потере еврея, о потере одного из главных благотворителей, переживала семья жены - единственные родственники Шолума в Бухаре. Больше всех переживали друзья, среди них, наверное больше всего Натаниэль. 
Прошло полгода, новые заботы отодвинули отступничество молодого везиря на задворки памяти. Худойдод по-прежнему бегал каждое утро на базар таскать чужие грузы за пару монет. Главное изменение для него было с другой стороны. Живот Рохель округлился и Мафрат-биби осмотрев ее торжественно объявила растерянному мужу о том, что он скоро станет отцом. Старушка обняла внука, который был уже на голову выше ее, правда в четыре раза тоньше. 
- Теперь тебе, бачи-биби, придется больше работать и меньше ходить к друзьям, скоро у нас будет малыш, а его нужно кормить.
На самом деле, с друзьями Худойдод встречался все реже, в основном в шаббат в канесо, и на четвертой трапезе, на исходе шаббата. Ему все время хотелось быть с любимой, каждую свободную минуту. Все его стихи теперь были посвящены только ей. Каждый день, после работы, по дороге домой Натаниэль теперь спешил домой, по дороге залезая на тутовник, набрать полную тюбетейку сладких ягод, которые так любит его кареглазое солнышко. Молодость может многое, с утра до ночи таскать тюки, распевая при этом газели, посвященные возлюбленной, а потом бежать в припрыжку к ней, чтобы провести со своей красавицей как можно больше времени. Не спать полночи, а утром после молитвы снова бегом отправляться на базар. И при всем при этом петь, шутить, смеяться. Улыбка вообще не сходила с его губ, видимо за это его и любили. А любили его, наверное, все, кто его знал. Друзья, родные, базарный старшина, торговцы, клиенты, даже плешивый стражник, чья кожа была обезображена пятнами из-за болезни "пес", то есть витилиго. От этого он сторонился людей, был постоянно хмур, но при виде Худойдода расплывался в улыбке. 
Наступило очередное утро и Натаниэль, поцеловав жену, схватив сумку с сисит и тфилином, побежал на молитву. Молился он горячо и страстно. Его любовь к Б-гу как-то преобразовалась с тех пор, как он влюбился в собственную жену. А теперь, когда у него вот-вот должен был родиться ребенок, отношение к Творцу стало и вовсе напоминать обожание Любимого. Ведь Он, Г-сподь, сегодня стал для Натаниэля не Повелителем Вселенной, но Тем, кто помимо него самого и его жены участвовал в зачатии новой жизни. Почти что третим супругом. Он осознавал, что слова эти звучат почти кощунством и никогда бы не смог их произнести вслух, хотя бы потому, что любые слова солгут и опошлят то, что он ощущал. Только слова чистой молитвы могли выразить его чувства. И каким смыслом наполнялись для него привычные с детства звуки "Шма Йисроэль". "Веахавта эт аШем беколь нафшеха", "и возлюби Г-спода всей душой твоей". 
После молитвы Худойдод бегом отправился на базар. Старшина базара увидав его, тут же подозвал к себе:
- Джони-укеш, братишечка, есть хороший клиент, богатый и товара много и мошна полная. Обещал дать неплохие деньги, есои управишься за час с его товаром. Заработаешь к рождению первенца, давай бегом. 
Два раза говорить не пришлось, молодой носильщик помчался к караван-сараю, где ждал купец. Погрузка арбы заняла немного времени, далее нужно было довезти арбу до базара и разгрузить в лавку тюки с товаром. Привычное дело. Но случилась неприятность. На узкой кривой улочке, одной из тех, о которых говорят, что их проложили так, как ишак шел, им встретилась идущая навстречу другая арба. И, пытаясь разминуться, Худойдод дал заднего хода, в результате один, самый верхний, тюк свалился на землю. Носильщик тут же подхватил его, но купчина уже заметил и начал кричать, поливая работника отборной бранью.
- Паршивый джугут! Ты мне так перепортишь весь товар, да один этот тюк стоит дороже, чем все жиды в Бухаре вместе взятые. Говорили мне, не связываться с кафирами, у которых нет Б-га!
Дело было уже почти совсем рядом с базаром, поэтому на крики собралась любопытная толпа зевак, для которых ругань между ближними всегда была любимым развлечением. Худойдод попытался смягчить разъяренного купца, разрядить обстановку.
- Э, зачем господин гневается, я уже поднял тюк, никакого ущерба ему не было. 
- Заткнись кафир, - взъярился купец, - знаю я вас, безбожников, соврете не дорого возьмете, не разбил, так извозил по грязной земле!
- Не ругайтесь, - Натаниэль попытался улыбнуться, - все чисто. И зря Вы называете меня безбожником, я верю в Творца, так же, как и Вы. 
Купец тут же прекратил ругань. Вместо этого он схватил носильщика за халат и заорал:
- Ну-ка повтори, что ты сказал!
Худойдод опешил, решив, что наниматель разозлился, не раслышав и подумав, что он сказал какую-то грубость, поэтому повторил четко и громко:
- Я только сказал господину, что верю в того же Творца Вселенной, что и господин...
- Слушайте, мусульмане! - победно произнес купец, - Этот еврей только что принял ислам! Он заявил, что верит в Аллаха так же, как и я, клянусь бородою моего отца, я правоверный мусульманин и верю в Аллаха так, как велит ислам!
Толпа на мгновение замолчала, потом пошел какой-то гул. Натаниэль растерялся. Почва стала уходить из-под ног, он попытался перевести все в шутку, но толпа стала гудеть все громче. Тогда он заорал не своим голосом: "Я не мусульманин, я еврей"! Его схватили сразу несколько пар рук. Куда его потащили, он не сразу понял. Все поплыло перед глазами. Очнулся он уже в зиндане, над ним была решетка, рядом с которой он увидел сидящего стражника. Все казалось дурным сном. Но это, увы, был не сон. Все было наяву и слишком серьзно. 
Весть об аресте Натаниэля разнеслась по городу моментально и со всеми подробностями. Вечером того же дня все его друзья собрались у мулло Шоира. Там были все, кроме Шолума. Обсуждали сколько нужно набрать денег на взятку судье, ведь судить будет ни кто-нибудь, а Кади Калон, верховный судья. Вдруг в дверь постучали, мулло Шоир жестом показал Довиду, чтобы тот посмотрел, кто стучится. Довид отворил дверь во двор и замер в удивлении. На пороге стояла женщина-мусульманка в паранже. Она не стала ждать приглашения войти, быстро переступила порог и рывком захлопнула дверь. Затем скинула паранжу и Довид увидел бородатое лицо Шолума.
- Ничего не говори, - шепотом сказал визирь, - отведи меня к учителю. Есть серьезный разговор. 
В доме, когда прошло замешательство, вызванное приходом чала, началось обсуждение того, что можно сделать. Шолум взял на себя и расходы и переговоры с кади. Он легко убедил остальных, что их грошами не подкупить судью, да и говорить он с ними не станет. На крайний случай оставался план побега. Можно было еще попробовать подкупить стражу.
На том и согласились. 
Той же ночью Салом сидел в доме Кади Калона. 
- Я к Вам с пустяковой просьбой, - после обязательных приветствий, разговоров о семье и службе, сказал визирь.
- Вы же знаете, дорогой, для Вас все, что в моих скромных силах, - широко улыбнулся судья.
- В зиндане сидит один еврей, Худойдод, мальчишка совсем, по глупейшему обвинению.
Лицо судьи стало серьезным. Он поставил пиалу в на скатерть и сделал долгую паузу.
- Дорогой Салом, - наконец заговорил он, - к моему великому сожалению, я ничего не смогу сделать. К несчастью, дело дошло до нашего солнцеподобного. 
- Уважаемый Мансур, - попытался вставить Шолум, - я ведь в долгу не останусь...
Визирь вытащил из-под халата кошель.
- Здесь ровно тысяча динаров. И это только задаток, - продолжил он, думая, что кади набивает цену.
- Вы не поняли, я не возьму Вашего подарка, не взял бы его и если бы смог помочь. Вы знаете нашего эмира. Он жаждет быть гази, воином ислама. Если до него донесли, что можно сделать из кафира мусульманина, он вцепится в эту возможность. И не нам с Вами стоять между тигром и его добычей. Я понимаю, что у Вас есть сентиментальные чувства к бывшему единоверцу, но на Вашем месте, я бы не давал повода исламопобедному владыке усомниться в искренности принятия Вами истиной веры. Я думаю, что после меня Вы хотите пойти к начальнику тюремной стражи, чтобы попытаться устроить побег. Не рискуйте, по моим сведениям, Ваши недоброжелатели готовы ему заплатить, чтобы он донес на Вас эмиру.
- Благодарю, Вас, Мансур-ака, Вы воистину видите на семь аршинов сквозь землю, недаром Вы считаетесь мудрейшим судьей от Шама до Индии. Подарок все же примите, просто в знак нашей дружбы, как награду за Вашу науку. И подскажите мне, что же сделать? Вы правы, этот мальчик мне близок, хотя и не родня, он был моим другом, еще больше я ценю его стихи, Вы ведь знаете, я люблю поэзию, а мальчишка обещает вырасти в нового Хафиза. 
- Все что я Вам могу посоветовать, так это убедить его принять ислам, пусть для виду, не будем лицемерно строить из себя излишне благочестивых. А потом отправьте его в хадж, где он благополучно потеряется по дороге. Я дам Вам пропуск в тюрьму, это легко объяснить тем, что Вы сами прошли путь к истине пророчества Мухаммада, кому как не Вам проповедовать своим единоплеменникам?
Салом рассыпался в благодарностях. Ужин продлился допоздна, много говорили о разных делах, рассказывали анекдоты, в общем все как ведется. Наутро визирь решил идти в тюрьму, уговаривать Натаниэля согласиться с планом судьи.
Утром Шолум чуть свет поднялся и, после тайной молитвы по еврейскому обряду, помчался к тюрьме, захватив с собой какую-то еду для узника. Худойдод принял его с радостью, его лицо просто сияло при виде лица старого друга.
- Здравствуй, Шолум-ака, ты не представляешь себе, как я счастлив.
- Хотел бы я, братишка, чтобы ты был счастлив, но, увы, я принес дурные вести.
- Меня казнят? Жаль... но я все равно счастлив, ты здесь, а значит ты все еще любишь и меня, и Его.
Визирь стал бледнеть. Он уселся на пол, устланный подгнившей соломой и, сильно понизив голос, ответил:
- Выслушай меня, братишка души моей, джони-укеш. Только не перебивай пока я не закончу. 
- Конечно, - произнес Натаниэль и улыбнулся, - ну вот, я тебя перебил. Больше не стану, постараюсь.
- Твое дело дошло до ушей эмира. Что это означает, догадайся сам. Есть только один способ тебя спасти. Ты произнесешь шахаду, признаешь себя мусульманином и переселишься ко мне в дом. Через полгода, в крайнем случае через год, я дам взяток и денег тебе на дорогу. Мы объявим, что ты едешь в хадж, доедешь до Кабула, а там потеряешься и направишься в Индию, у меня есть там друзья, они тебя примут. Твоя Рохель к этому времени уже давно родит и вы все втроем спокойно доберетесь до безопасных мест и вернетесь в еврейство. Помнишь, мы учили послания Рамбама с Довидом? Он допускает такой возврат, дело касается жизни.
- Спасибо, ты конечно все замечательно придумал, - ответил Худойдод, - и Рамбам правда допускает такой возврат. Только любовь не допускает такой уход. Помнишь как сказал риби Акива? 
Любовь, пойми, она всего дороже
Сумей любить и с содранною кожей,
Люби всем сердцем, достоянием, душой,
И когда душу вынимают, тоже. 
Долго пытался уговаривать Шолум, но встречал все ту же улыбку и отказ. Каждый день до суда, всю бесконечную неделю, приходил к Натаниэлю друг, но Худойдод был непреклонен в своем решении. 
Наступил день суда. Молодой визирь был единственным евреем, допущенным к слушанию, не пустили даже жену и бабушку. Как и предполагалось, Кади Калон вынес смертный приговор. Как и предполагалось, исполнение приговора было назначено на следующий день, давая осужденному последний шанс принять ислам и тем самым спасти себе жизнь. В последнюю ночь под предлогом проповеди пришел Шолум. Они обнялись, чала расплакался, а узник его утешал. Перед прощанием Натаниэль протянул другу оторванный кусок своей рубахи, на котором глиной был написан стих. Еврейскими буквами на бухарско-еврейском языке. Ломающие привычные размер и строфу строки
Даже когда я уйду
Все равно я останусь с тобой,
Иж зимою во льду,
И в весеннем саду,
Я прольюсь на тебя дождевою водой.
Буду ветром тебя целовать, 
И туманом тебя обниму,
Шумом листьев на ухо шептать,
Что тебя не отдам никому...
- Передай это Рохель.
Утром Худойдода вывели на площадь и влили в рот расплавленный свинец. Последнее, что от него услышали, были слова на чужом для палача, судьи и зевак языке, из которых они поняли одно слово, похожее на знакомое "Исраил".
Прошло полгода, визирь Салом уведомил повелителя Бухары, что намерен исполнить один из столпов ислама, совершить хадж в Мекку и обзавестись зеленой чалмой ходжи. Эмир милостиво разрешил, поскольку соглядатаи доложили ему, что Салом не распродавал имущества, и, значит, намерен вернуться. Из ворот Бухары выехала крытая арба, в которой сидели Шолум, его жена и два сына. У границы ханства их встретила другая арба, в ней оказалось еще твое евреев, решивших покинуть покровительство солнцеподобного эмира, это были Мафрат-биби, Рохель и ее маленькая дочь, Ривка бат Натаниэль.

  Хотят ли на свет нерожденные?

June 16, 2014

Слышал притчу по этому поводу от имени р. Овадьи Йосефа. В одном городке жили две сестры. Одна красавица, но ужасная матерщинница и вообще невоздерженная на язык. Другая милая добрая девушка, но уродлива. Никто не хотел их брать замуж и тогда раввин посоветовал их выдать замуж за глухого и слепого. Глухой не будет слышать гадостей, а слепой не будет видеть уродства. Так и поступили. Жили обе пары счастливо, пока не приехал в их городок знаменитый лекарь. За тысячу динаров он обещал вернуть любому зрение или слух. Семьи обрадовались, собрали деньги и отправили глухого и слепого на лечение. Лечение было успешным, один прозрел, другой стал слышать... И начались в семьях скандалы. Один не мог глядеть на уродку-жену, другой не мог выдержать злословия своей половины. Кинулись в суд, чтобы потребовать компенсации ущерба у лекаря. Мудрец-раввин, председательствовавший в суде выслушал обоих и вынес такое решение. Да, ущерб был причинен и требует возмещения, все две тысячи динаров, которые были уплачены, лекарь должен вернуть пациентам. Но при этом он должен их обратно лишить, соответственно, зрения и слуха. Тут истцы запротестовали, нет, мы хотим видеть и слышать. Тогда судья сказал: если бы вы действительно считали, что лечение причинило вам ущерб, вы бы хотели, чтобы вас лишили его последствий совсем. А так видно, что само лечение вам только понравилось.
Вот так же, сказал маран арав, агаон Овадья Йосеф, зц"л, и человек, который жалуется на то, что родился и говорит, что он не просился на этот свет. Разве он готов лишиться жизни? Нет, значит считает жизнь благом для себя.

Roshel Qasob@

  Экспорт идей

January 23, 2013

Интересно наблюдать, как замечательные вещи укорененные у одного народа превращают в ад жизнь другого.

В истории тому мы тьму примеров слышим.
Вот захотел царь Петр стать европейцем, прорубил окно в Европу и тут казалось бы заживем по-европейски...
Нифига, ну не хотят русские быть европейцами, да к тому же и свою систему "сдержек и противовесов" изломали на нет.

Результат - чуть ли не ополовинили население страны, церков превращена в казенный институт, где поп обязан (!) был доносить властям услышенное на исповеди. Коррупция и казнокрадство, прежде практически неизвестные на Руси рацвели так,что появился анекдот о том, что если Петр захочет казнить всехворов,то станется без подданых. Петр собственно не уникален.
Европейская социал-демократия вылилась в России в большивизм. Да и Россия не уникальна в этом отношении. Европеизм турок (движение младотурок) привел к геноциду армян. При всехзверствах прошлых войн Османская Империя геноцида не знала...
Экспорт социализма в Афганистан привел к непрекращающейся войне...
Пол Пот,получивший образование во Франции и нахватавшийся идей коммунизма опустошил собственную страну...
Первые демократические выборы в Палестинской Автономии показали,что демократия и террор понятия отнюдь не взаимоисключающие... Устранение диктатора и попытка федерализации Ирака привели к гражданской войне ко всеобщей радикализации...

Посидишь, подумаешь, перекуришь и еще раз подумаешь.
Ну никакого другого вывода не напрашивается, кроме того,что лучше уж каждый пусть живет по традиции его, и правильно делали японцы, истребляя заплывших к ним христиан. Сидите ребята дома,давайте жить в мире, но раздельно. Roshel Qasob©

-- Edited by Leah on Sunday 27th of January 2013 10:28:07 AM

  Майса, рассказанная ребом Мойше

November 21, 2013

Майса, рассказанная ребом Мойше.

Михал Семеныч попал в центр абсорбции прямо из советского КБ и обнаружил, что евреи это далеко не только советская интеллигенция и делятся не только на физиков и лириков. В центре собралась самая разная публика. Кроме московских художников там были бухарские сапожники, грузинские директора магазинов, питерские диссиденты и киевские хасиды. Там вообще было каждой твари по паре. Все евреи, причем все говорили на русском языке, но с разными акцентами, а самое главное о совершенно разных вещах. Самое странное, что среди этих людей примерно половина по утрам собиралась в местной синагоге, чтобы надев коробочки на голову и левый бицепс час потратить на то, чтобы читать ежедневно одну и ту же молитву. Досадно. По многим причинам. Во-первых, это вместо утренней зарядки. Во-вторых, как человек, всецело преданный науке, Михал Семеныч не мог спокойно смотреть, как к этому мракобесию подключают детей. Да ладно бы еще какие-то дикие горцы из Туркмении, а то свой брат, московский интеллигент. Для того ли он слушал "голоса", сидел в отказе, до хрипоты спорил ночами на кухне, ругаясь с друзьями по поводу того, что лучше: израильские киббуцы или американские фермы, британское право или шведская модель социализма, чтобы попав на историческую родину, вместо процветающего передового общества увидеть местечковых галутных евреев, разве что они носят пиджаки вместо лапсердаков. Быть в стороне и предоставить людям самим барахтаться в своих заблуждениях Михал Семеныч не мог. Не та была натура. Он привык думать глобально. Услыхав о грядущем энергетическом кризисе он изобрел почти вечный двигатель, собрав его из металлолома. Собрать не почти, а настоящий вечный двигатель он не захотел только потому, что Французская Академия не рассматривает проекты вечного двигателя, а без нее спасти Западный мир от кризиса по его мнению будет невозможно. Но, пока никто не заинтересовался его изобретением, он не мог бездельничать. Тогда он понял, что его миссией должно стать просвещение этих заблудших евреев. Общества "Знания" в центре не было и Михал Семеныч решил нести знания народу сам, в одиночку ложась на амбразуру. Он останавливал соседей на улочке, он заходил в дома, он подсаживался за столики во дворе, где народ играл в шахматы и нарды. К сожалению, теоретической наукой Михал Семеныч никогда не занимался. Он был технарем, инженером-изобретателем, отчего его вера во всемогущество науки была безмерной и безудержной. Мир в его представлении делился на уже открытое наукой и на то, что наука откроет до 2000-го года. То, что Б-га нет, наука доказала трижды. Сначала это сделал Коперник, потом Дарвин и, наконец, Гагарин. О религии он знал мало, но то, что знал, знал твердо. Ну или твердо был убежден, что знал. Например, он был абсолютно убежден, что в Торе написано, что плоская Земля покоится на трех слонах, которые стоят на черепахе. Конечно, его сосед по дому Мойша это отрицал, но что можно ожидать от этого полуинтеллигента, который сменил замечательное имя Михаил на Мойше? Конечно он скрывает, просто из стыда за то, что сам верит во всю эту чушь.

Случай проверить и, соответственно, восторжествовать над Мойшей, да и вообще над всем мракобесным религиозным миром предоставился скоро. Центр абсорбции навестила семья репатриантов, которые когда-то точно так же жили здесь, но уже много лет, как устроились в Израиле, и теперь вот приехали поддержать чем могут новых олим. Семья эта была религиозной, многодетной и приехала со всеми своими детьми. Михал Семеныч заметил выходящих из автобуса людей и тут же напрягся. Сначала показалось, что приехал симфонический оркестр юных музыкантов с руководителями, но приглядевшись он понял, что инструментов в руках нет, а одеты они не в концертные фраки, а в ненавистные галутные лапсердаки. Но! - зато там дети, детки, которые не станут врать про то, что нет в Торе слонов, черепах и плоской Земли. Ну и конечно, за деток, за наше будущее, нужно бороться. Михал Семеныч двинулся вперед, чтобы застать "этих галутных пингвинов" врасплох, пока соседи не предупредили пингвиньих родителей, а те не подучили пингвинят. Сходу, не успев поздороваться, Михал Семеныч задал свой вопрос: - Ну, на чем стоит мир? - спросил он зычным голосом. Его суровое лицо приобрело вовсе какое-то дзержинское выражение. Дети почему-то не оробели, а приветливо улыбнулись, старший из них, пострел лет десяти, ответил с едва заметным акцентом:

- Конечно на хеседе!

Как сложилась дальше судьба Михал Семеныча я точно не знаю. По слухам реб Михоэл бен Шимон сделал тшуву и поселился в Бней Браке.

Рошель Касоб ©

-- Edited by Roshel on Friday 22nd of November 2013 01:51:56 AM

-- Edited by Roshel on Friday 22nd of November 2013 06:37:12 AM