Еврейский форум "ЕФ". Иудаизм и евреи

Чем был известен Андрей Воробьев с самого рождения? Своим несносным характером. Упрямый, дотошный. Хуже всего было то, что он никогда ни с кем не соглашался. Просто кошмарный мальчик. Когда мама давала ему грудь, он требовал бутылку, стоило дать ему бутылку, он тут же требовал грудь. Во втором классе он сказал Ольге Петровне, что ему скучно сидеть в ее классе, потому что он у нее он учится слишком медленно. Отвели его к директору, там он поспорил, что за две недели выучит всю программу второго года обучения (именно так он и выразился). Андрей выиграл. Хотя в глубине души и осознавал, что нечестно, потому что летом, на каникулах, он уже прочел все учебники. В десятом классе он поспорил с учителем истории и доказал с помощью созданной им математической модели, что проигрыш Германии в Первой Мировой войне был предопределен. Школа была счастлива избавиться от Андрюши, когда тому только-только исполнилось 16 лет, ему вручили аттестат, золотую медаль и вздохнули спокойно. Поступить в Гаве на факультет прикладной математики в те времена было не сложно. Престижными считались философско-экономический, оттуда выходили партийные кадры, юридический, ковавший кадры для прокуратуры и органов всей республики и в торговый институт, который скромно назывался кооперативным, по понятным каждому советскому человеку причинам. Но дело было в том, что Андрей и не стремился к этим престижным карьерам. Его дурной характер требовал от него понимания, при том досконального, всего того, что его интересовало. А сейчас его интересовали математика и то, как ее законы можно применять в реальном мире. На втором курсе он понял, что его интерес лежит в основном в области математической логики. Сутками, не замечая времени, Андрюша просиживал в Фундаменталке - так студяги называли Фундаментальную библиотеку Гавийского Государственного Университета им. Ибн Сины. Потом стал понимать, что ему не хватает знаний по философии, поскольку он хотел докопаться до самых основ той самой математической логики, которую он избрал своим главным интересом. Перед самым дипломом он уже знал, что будет получать и второе высшее, уже на философском. Поэтому на следующий год он одновременно учился в аспирантуре по своей специальности и на третьем курсе философского факультета на вечернем, менее престижном, отделении. Учеба продвигалась быстро, потому что других интересов у Андрея не было, а это позволяло бежать быстрее программы и сдавать экстерном. Кроме того, декан пошел ему на встречу и позволил посещать вольнослушателем все лекции, какие ему заблагорассудится. Здесь тоже помог несносный характер, декан бы ему позволил вообще не ходить в университет, лишь бы Андрюшенька отвязался. Без пяти минут кандидат математических наук и дипломированный философ оторвал взгляд от книг в самый неподходящий момент, потому что появилась на сцене Она. Она вообще имеет привычку появляться неожиданно. На сей раз Она оказалась преподавательницей античной литературы, Маргаритой Алексеевной. Ну точнее, просто Ритой. Не Марго и не Гретхен. Она была старше Андрея на год, тоже училась в аспирантуре, собиралась стать кандидатом филологии, а стала кандидаткой в Андрюшены жены. Впрочем, она уже была замужем, так что на что расчитывал наш герой, непонятно. В тот день он увидел, что она выходит из машины мужа, вытирая слезы. Видимо, она делала это как-то особенно очаровательно, во всяком случае Андрей был очарован. Другой возможной причиной того, что он оказался очарован именно Ритой, могло быть то, что впервые, когда он закрыл наконец книжку, перед ним оказалась молодая женщина, а не какой-нибудь придурок-сокурсник. История не сохранила точных указаний на причину. Но факт остается фактом, Андрей услышал звук захлопывающейся двери "Москвича", в свою очередь захлопнул томик Аристотеля, поднял глаза и увидел как Маргарита Алексеевна подносит руку к глазам, стараясь не размазать тушь. У него сразу изменился взгляд, а в голове стали мелькать мысли, совсем не связанные с "Метафизикой". На лекции он совершенно не слышал о рассуждениях Маргариты по поводу Рока в древнегреческой мифологии. Он просто ее разглядывал. Рита это заметила, и у нее появилось чувство, тушь все-таки размазалась. Чтобы справиться со смущением, она перешла в атаку. Она стала задавать Андрею вопросы по теме лекции, будучи уверенной в том, что он просто хочет над ней поиздеваться. Сейчас она ему покажет. Он в ответ молчал. Просто потому что был полностью погружен в созерцание ее носика. Очнулся он от её слов:
- ... ну и что Вы, Воробьев собираетесь теперь делать?
Если бы Андрей услышал что перед этим была фраза "скоро будет зачет", возможно он ответил бы по-другому, но увы, этих слов он не слышал, а потому ответил:
- Я собираюсь на Вас жениться.
Рита опешила. От неожиданности она не нашла другого ответа, кроме:
- Я уже замужем.
- Я подожду, разведетесь же Вы когда-нибудь, - спокойно отреагировал Андрей.
- Дурак, - разозлилась Рита.

Скрытый текст

Вся группа стала ржать, а сосед Андрея, Василий, недавно вернувшийся из армии, дал ему подзатыльник. Последствий это не имело. Василий взял слово со всех, что не будут об этом болтать. А Маргарита Алексеевна решила, что жалоба в деканат будет большим свидетельством неуверенности в себе, чем забвение этого неприятного случая. Прошло полгода, Андрей защитил диплом и Рита уже подумала, что навсегда избавилась от его присутствия, напоминавшего о неприятном инциденте. Между тем, ее семейная жизнь действительно двигалась к разводу. Её муж Владлен даже не столько ее ревновал к студентам, сколько просто хотел, чтобы жена сидела дома. Просто всегда. Он не любил ни шумных вечеринок, ни танцев, ее подруг он не переносил надух, ее книги вызывали у него тихую злобу. Владлен был на десять лет её старше, и вначале ему льстило, что его жена образована, но со временем он все же понял, что лучше иметь в доме деревенскую клушу, чем штучку с высшим образованием. Прошло пять лет со дня их свадьбы, до сих пор он терпел из-за боязни повредить своей карьере. Всё таки главный инженер завода, коммунист, но теперь даже эти соображения переставали иметь значение. Вот вчера, он пришёл домой, а у нее эта идиотка Лилька... До Риты тоже стало доходить, что ее юношеская влюбленность в солидного мужчину рассеялась как дым, что рядом с ней совершенно чужой человек, с которым у неё нет ничегошеньки общего.
А что Андрей? Андрей стал преподавать в том же ГавГУ и тайком наблюдать за Ритой. Он ждал, когда она разведется. А однажды, встретив её между парами в университетском дворике, спросил:
- Вы ещё не развелись?
- Дурак, - Рита повторила свой ответ, данный когда-то её студенту, правда на этот раз совершенно беззлобно.
Через пару дней произошло нечто, окончательно разрушевшее её мир. Горгаз обнаружил какую-то утечку на Филфаке и занятия были отменены на весь день. Маргарита поехала домой. И застала своего Владлена с другой женщиной. Любовница её мужа оказалась лет на пять старше законной жены, пухленькой с какой-то дурацкой прической. Это была Груша, бухгалтер с завода, где работал Владлен. Рита прикусила губы и стала собирать вещи. Супруг её не останавливал, то ли от растерянности, то ли от облегчения. Возвращаться к родителям в Ташкент Рита не хотела, поселилась временно у Лили, той самой, которую Владлен терпеть не мог. Развели их быстро, никто не настаивал на отсрочке, детей не было, Маргарита отказалась от раздела имущества. У дверей суда Владлена ждала Груша, а Риту, неизвестно откуда пронюхавший об этом Андрей. Рита улыбнулась, когда он неумело всучил ей букет роз. Они ушли вместе под оценивающими взглядами бывшего мужа и его новой будущей жены.
В каждом советском городе была улица Ленина, театр Чехова и парк Горького. В каждом парке Горького было чертово колесо, вот туда Андрей и повел Риту. Она не сопротивлялась, ей было всё равно. А Андрей заплатил целый рубль работнику и шепнул ему на ухо, что будет кататься долго, а если не хватит, расплатится позже за всё. На втором круге Рита разревелась. Плакала она долго, захлебываясь слезами. Претендент на её руку не знал, как нужно поступать в таких случаях, поэтому просто гладил её по голове, как делала его мама, когда он в детстве плакал. А потом поцеловал ее в макушку. Так тоже делала мама. Мамы уже не было, она умерла шесть лет назад, от неё осталась однокомнатная квартирка с видом на завод. Вот туда-то Андрей тут же и пригласил Маргариту переселиться. Она взглянула на него сквозь слёзы.
- Дурак, - произнесла Рита с улыбкой.
- Почему дурак? - недоуменно спросил Андрей.
- Не знаю, наверное таким уродился, - получил он в ответ.
Конечно же Рита не могла переехать к нему. Во-первых, она еще даже не решила, хочет ли она с ним встречаться. Во-вторых, как это, они не женаты, а она будет с ним жить в одной квартире? Нравственные устои в те времена были не то, что в наши. В-третьих, даже если бы она решилась и переехала, это означало бы, что два комсомольца, кандидаты наук, преподаватели в университете, которым поручено воспитание студентов, ведут аморальный образ жизни? Ой, что-то мысли у Ритуси побежали слишком далеко. Нет, она ещё даже не думала, что можно встречаться с этим молокососом, который только недавно был ее студентом. И вообще, что она тут с ним делает? Когда колесо оспустило вниз их кабинку, она соскочила и крикнула кавалеру, чтобы не провожал. Ну да, конечно, можно подумать она не знала несносного характера этого Воробьёва. Он побежал за ней, декламируя находу гекзаметры гомеровского гимна:
Песня моя — к Афродите прекрасной и златовенчанной,
Чести великой достойной. В удел ей достались твердыни
В море лежащего Кипра. Туда по волнам многозвучным
В пене воздушной пригнало ее дуновенье Зефира
Влажною силой своею. И Оры в златых диадемах,
Радостно встретив богиню, нетленной одели одеждой:
Голову вечную ей увенчали сработанным тонко,
Чудно прекрасным венцом золотым и в проколы ушные
Серьги из золотомеди и ценного золота вдели...
Рита развернулась и, продолжая идти уже задом наперед, со смехом спросила:
- Специально заучивали, Воробьёв?
- Нет, Маргарита Алексеевна, просто Вы мне привили любовь к античной поэзии, - парировал Андрей.
Она почему-то рассмеялась и побежала. Он бежал за ней. Потом они бродили по бульвару, было начало декабря, но в Гаве поздно наступает зима, деревья все еще сбрасывают листву, и Рита стала собирать букет из листьев чинары, чтобы добавить рыжину к алым розам, подаренным Андреем. Потом пошли к старинному медресе, полюбоваться чудными мозаиками, словно никогда их еще не видели. В общем домой попала Рита очень поздно. Лилькина квартирная хозяйка стала бурчать, что мало того, что поселилась здесь без её ведома, так ещё и шляется допоздна.
Прошла неделя, Рита виделась с Андреем каждый день. Он таскал её по тем местам Гавы, о которых она даже не подозревала. На какие-то раскопки, где археологи обнаружили стоянку первобытного человека, на холм рядом с аэропортом, с которого был виден весь город как на ладони, в кафешку, спрятавшуюся в между домов, где подавали изумительный кофе и пирожные. Даже удивительно, откуда он всё это знал, этот сухарь, вечно погружённый в книги.
Однажды вечером, когда Рита после очередного свидания вернулась домой, Лиля с виноватым видом начала разговор:
- Туся, хозяйка требует, чтобы ты съехала. Ты понимаешь...
Ритуся конечно же всё поняла. Доигралась она с этими свиданиями. Андрея же такой поворот дела только порадовал, Рита даже обиделась. Несносный дурак, надеется, что она переедет к нему. Но он был логиком. Он был кандидатом математических наук, у него был диплом философа, он мог с математической точностью и философской глубиной доказать ей, что нет другого выхода. Искать другую квартиру проблема, да и мало ли какие хозяева попадутся, половину зарплаты придется платить, а тут... В общем решили подать заявление в ЗАГС. Особые обстоятельства, должны расписать сразу же. Но не тут то было, суровая дама сказала прийти через месяц, а пока проверить свои чувства.
- Не беременна? - рыбьи глаза заведующей без особого любопытства взглянули на Риту.
- Нет, Вы что...
- Ну вот и хорошо, придёте через месяц, в торжественной обстановке распишем.
Ни шоколадка, ни слёзы заведующую не смягчили. Рита вышла из ЗАГСа угрюмей тучи. Логика Андрея не помогала. Убедить её, что никто слова не скажет, если она переселится к нему за месяц до свадьбы, было невозможно. Да ей плевать, кто и что скажет, она сама будет чувствовать себя развратницей и никакая печать в паспорте через месяц не смоет этого пятна с её совести! А он бесчувственный чурбан, если этого не понимает. И тут, не даром всё же прошли годы учёбы на двух факультетах и в одной аспирантуре, Андрею пришла в голову мысль. Ах, тебе плевать кто и что скажет? Тебе главное собственные ощущения? Идём в церковь.
- В какую церковь? - Ритуся широко распахнула свои огромные серые глаза, чуть-чуть косившие, когда она не носила очков, за что её подружки прозвали ведьмой.
- Всё равно в какую. Ближайшая - кладбищенская. Тебе же не печать в паспорте нужна прямо сейчас, а самоощущение жены? Так чем тебе церковное венчание не статус?
- Ты что, в Б-га веруешь? - удивилась невеста ещё пуще.
- Нет, тебе что нужно чтобы я верил в Б-га или выйти замуж?
- А если в Универе узнают?
- А кто им скажет?
Логика оказалась железной, во всяком случае в глазах Риты, которая очень хотела с ней согласиться. Кладбищенская церковь, на самом деле Николаевский Собор, стояла, как и говорило её общеизвестное название, у кладбища. Старенький священник, отец Даниил, жил в маленьком домике прямо рядом с местом своего служения. Поэтому, когда кто-то стал тарабанить в ворота церкви, он услышал и вышел на стук. В темноте он увидел пару наших героев.
- Что вам, молодые люди? - своим мягким, чуть причмокивающим голосом спросил священник.
Отец Даниил был одет в гражданское, рясу разрешалось надевать только на территории церкви, поэтому наши комсомольцы не признали в нём служителя культа.
- Да вот, папаша, нам бы с попом повидаться.
- Ну заходите, - сказал бородатый старичок, открывая церковную калитку, - повидаетесь с попом.
Отец Даниил завел парочку в какое-то служебное помещение, слова "трапезная" наши комсомольцы не знали. Расставил чашки с блюдечками, красненькие такие, в белый горошек, достал какие-то плюшки. Обстановка была непривычная, даже чашечки, когда народ в Гаве привык к пиалам. Всё пахло какой-то Древней Русью в самом сердце Азии.
- Ну, с чем пришли? Говорите, детки, я поп.
Андрей с Ритой изредка перебивая друг друга рассказали в чём дело.
- Слушайте, детки, вы ж даже не крещены. Венчаются не для того, чтобы переселяться друг к другу, а для того, чтобы строить христианскую семью. Сейчас пост рождественский, сейчас не венчают. Доживите до Рождества, креститесь, поймите зачем вам церковный брак, а уже потом венчайтесь.
- Батюшка, нельзя нам ждать, ну ведь в конце концов, мы во грехе то по вашим то церковным понятиям жить то станем, если не повенчаться. - попробовал подемагогствовать философ-математик.
- А ты, Андрейка, не болтай чего не знаешь. Глупость сморозил, один грех другим хочешь перебить? Какой с тебя христианский муж, ежли ты в Б-га не веруешь? А если веруешь, то как в пост жениться собрался? Нет уж, поживите еще месяц отдельно. Хочешь, так я к себе твою Маргаритку поселю, пущай с моей матушкой поживёт покуда. Пироги хоть печь научится, да щи варить.
Ушли молодые ни с чем. Вариант пожить у попа не рассматривался. Это однозначно означало потерю работы. Служителей культа советская власть не жаловала. И тут Андрею пришла в голову ещё более дикая идея.
- Девять часов. Еще не поздно, поехали в Старый Город.
- Это ещё зачем? - не поняла Рита.
- Сколько у нас мракобесных религий, которые тем не менее имеют обряд бракосочетания? Минимум три. У христиан были, теперь надо побывать у мусульман и иудаистов.
- Ты что, мусульманин или иудей?
- И не христианин тоже.
Рита рассмеялась. Ей внезапно стало легко на сердце. Она поняла, что готова с этим парнем сейчас ехать хоть в Старый Город, хоть за город, хоть в мечеть, хоть в синагогу, хоть в храм Артемиды Эфесской.
- Ладно , только сначала едем в синагогу.
- Это еще почему? -в свою очередь удивился Андрей. - Где мечеть я знаю, рядом с базаром, а вот где синагога, поди найди.
- Ты слышал, что поп сказал? Рождественский пост. А что такое Рождество? День рождения Иисуса Христа. А у мусульман Иисус Христос - это пророк Иса. Может они тоже пост перед Рождеством держат? А иудаисты Христа распяли, значит точно у них сейчас поста нет.
- Железная логика, - восхитился Андрей. - Значит едем в еврейскую махаллю!
Квартал "Шарк", то есть "Восток", как официально называлась еврейская слобода располагался за конечной остановкой трамвайчика. Поэтому добираться туда было не сложно. Через полчаса пара была уже там. Но вот где найти синагогу? На первом здании, которое напоминало культовое была вывеска "Милиция". На втором "Клуб". Улица была пустынна, даже спросить не у кого. Не стучаться же в первые попавшиеся ворота с вопросом "товарищ, не подскажете, а где тут у вас синагога?". Наконец, после часа блужданий, они увидели дувал, глинобитный забор, длиннее обычного. За ним виднелся небольшой купол над зданием. Никаких вывесок, надписей, но скорее всего это она, синагога. А если нет, то можно будет отбрехаться, что искали клуб. Андрей тихо постучал. Как ни странно, стук был услышан и им открыл калитку старик с длинной седой бородой в узбекском халате и цветной тюбетейке, с узором похожей на ковровый. Впрочем, цветной эта тюбетейка была лет десять назад, а сейчас она выцвела и была непонятного рыже-коричневого цвета.
- Здрасти, Вы кто? - спросил старик.
- Здравствуйте, а что здесь? - Вопросом на вопрос ответил Андрей.
- Здесь канесо, - ответил старик с сильным таджикским акцентом. Слово было неизвестное и заинтриговало Андрея.
- А что это? - переспросил он, не замечая, что Рита дергает его за рукав.
- Молятся здесь. - Пояснил старик и после паузы добавил - Евреи молятся.
- О, синагога? - обрадовался Андрей. - К вам то нам и надо.
- Комсомольцы? - у старика это слово звучало как "камсымольсы".
- Да, но не в этом дело.
- А в чём?
- Разрешите зайти? Нам жениться надо.
Старик явно ничего не понял, однако, пожав плечами, запустил молодых вовнутрь. Было уже почти одиннадцать, заканчивался вечер субботы. Летом здесь бы ещё сидел народ на "четвертой трапезе", которую евреи устраивают после окончания шаббата. Но в декабре шаббат заканчивается рано и немногочисленные прихожане разошлись. В синагоге оставался лишь этот старик-раввин, привыкший в одиночестве учить Тору, перебирая листы старинных фолиантов. Новых книг в синагоге уже давно не было, самое свежее издание, которое можно было найти датировалось временем ещё до Империалистической Войны. Ну или как её называли за пределами СССР, Первой Мировой. Раввин провел молодежь к столику, поставил чайник, разлил зелёный чай по пиалам, придвинул ребятам тарелочку с кишмишом, орехами, жаренным горохом и кусочками навата, кристаллического сахара.
- Погодите, сейчас всё расскажете, что, зачем и почему. Всё по порядку.
Андрей начал рассказывать, Рита иногда его перебивала своими репликами.
- Ясно, - старый раввин улыбнулся, - только вы, молодые люди не туда пришли.
- Разве Вы не раввин? - нахмурился Андрей.
- Раввин, раввин. Халфа по-нашему. Но я то раввин, да только вы то не евреи.
- И что теперь, евреи-не евреи, все ж мы люди, - настаивал Андрей.
- Да, только у всех законы - разные. У тебя, у русского одни законы, у меня другие, у армянина третьи.
- А разве ваш Б-г не один для всех? - попробовал надавить на сознательность Андрей.
- Один, один. Да мы все разные. Вот евреям Б-г дал 613 заповедей...- начал было раввин, но Рита его перебила.
- А христианам другие? - спросила девушка.
- Нет, про христиан я ничего не знаю. Кто им дал и что им дал. Я знаю, что нам дали 613 заповедей, а неевреям всего 7.
Тут в Андрее проснулся его несносный характер:
- Десять, десять заповедей то было.
- Нет, - старик терпеливо налил ещё чаю гостям, - Десять это из числа тех самых шестьсот тринадцати.
Раввин пресекся, посмотрел на гостей и сказал:
- А вам то это зачем, комсомольцы? Вам в это верить не положено.
- Что значит неположено? - обиделся математический философ. - Может и не верить, а знать надо. Знание - сила.
- Молодец, - похвалил его раввин, - вот и мы хотим всё знать. Э, ладно, женить я вас все равно не стану. Так что, допивайте чай, ребята, мне пора здесь всё закрывать.
- Ну почему не станете? Пожените нас не с 613 заповедями, а с семью. Среди них что нет про прелюбодеяние? - старик кивнул на эти слова Андрея и тот продолжил, - ну а раз так, то должно быть и про брак.
- Про что? - переспросил раввин незнакомое слово.
- Про женитьбу.
- А, есть, есть. Вам достаточно вступить в отношения, как муж и жена, только с намерением, а не просто так. Просто так - это разврат, не делайте так.
- А евреям?
- Уф, евреям нужно много чего. Кольцо, брачный договор, отношения, свидетели, благословения.
- А почему ж такое неравенство то?
- Странный ты человек, сынок, - рассмеялся раввин, - вы же, партийные, против всяких обрядов. Нам всегда говорили, что мы всю жизнь свою в обряды превратили, шагу без них ступить нельзя. А тут тебе говорят, что обряды не нужны, так ты опять недоволен.
- Ну себе то вы обряды оставляете?
- Да, но у нас особое служение. Вот есть советская армия. Кто-то роет окоп, кто-то чистит пушку, а кто-то постоянно тренируется, чтобы потом в разведку идти. Каждый занят своим делом. И никто не упрекает разведчика, что он самбо и боксом по шесть часов в день занимается, но никто и не упрекает артеллириста, что он самбо и боксом вообще не занимается. У каждого свое дело.
- Погоди, отец, - Андрей решил вернуть разговор к своему делу, - А если я сейчас у тебя крещусь с Ритой, ты нас обвенчаешь?
- Что? - не понял раввин.
- Ну если я сейчас твою веру приму, сможешь нас поженить?
- А зачем ты примешь мою веру? Не надо принимать мою веру, она тебе не подходит. Ты же не веришь в Б-га.
- Ну так убеди меня, я поверю и ты меня покрестишь.
- У нас не крестят, тебе в церковь надо...
- Ну не покрестишь, я ж не знаю как у вас это называется.
- Слушай. Мы не хотим никого переводить в свою веру. У тебя что своих забот мало? Хорошо, сейчас я вас поженю. Встаньте. Объявляю вас мужем и женой. Целоваться здесь не нужно. Дома целуйтесь.
- И что мы муж и жена?
- Пока нет, придете домой, ты к ней войдешь, а потом будете.
- Так чего ж ты нас объявил? - от раздражения перешел на "ты" Андрей. Рита его стала дергать за рукав.
- А ты чего хотел? Ты хотел формальности. Формально принять веру, формально сделать обряд. Вот и получай. - было видно, что старик с трудом выговаривает трудное русское слово. Оно звучало как "фырмальна".
Внезапно вступила в разговор Рита.
- Нет, формальности мы не хотим. Я правда хочу замуж за этого парня и я правда не могу ждать месяц. Даже если в Библии написано так, как Вы говорите, есть ещё моя совесть, есть люди, которые осудят...
- Молодец, девочка, соображаешь, - улыбнулся раввин, - поэтому тебе нельзя сейчас к нему отправляться жить. Но на улице тоже не останешься. Сейчас я напишу тебе адрес. Там живёт хорошая женщина, зовут Софья Вениаминовна Коган. Она тебя приютит на этот месяц. Только смотри, хорошо себя веди. И этому кавалеру туда вход после девяти вечера закрыт. И не выдумывайте себе никаких других свадеб, кроме той, что через месяц будет. Религия она не для того, чтобы было удобно свадьбу без ЗАГСа сыграть, она для служения Создателю. Вот когда будете готовы служить, тогда и выбирайте в какую религию идти. А пока, уже поздно, переночуете у меня. Молодой человек ляжет в моей комнате, а девушка в комнате с моей женой.
На следующий день Андрей и Рита отправились на другой конец города, к вокзалу. Там, в двух комнатах одноэтажного дома (это называлось "общим двором") жила Софья Вениаминовна. Это был замечательный врач-гинеколог, которую знал весь город, все женщины старались попасть на приём именно к ней. Она овдовела несколько лет назад, но по виду, если бы не седой локон у виска, который не могла спрятать косынка, ей нельзя было дать её сорока двух лет, её старшую семнадцатилетняя дочь постояно спрашивали, нельзя ли познакомиться с её сестрой, за которую принимали мать. Кроме семнадцатилетней дочери была ещё двенадцатилетняя, как две капли воды похожая на маму, такая же худенькая, черноволосая, со смуглой кожей и глубокими темными, почти черными, глазами.
Софья прочла записку, написанную неизвестно на каком языке какими-то закорючками, приветливо кивнула и провела гостей на кухню.
- Ну вот, давайте позавтракаем, а потом я покажу где Вы будете спать, Маргарита.
- Ой, Софья Вениаминовна, зачем так официально, называйте меня просто Рита, и, пожалуйста, на "ты".
- Ну тогда уж и мне говори "ты", - улыбнулась хозяйка, - Вас, Андрей это не касается, - строго добавила она.
Андрей кивнул. Потом были долгие рассказы и объяснения, как они попали в такую ситуацию, почему Маргарите потребовалось пожить где-то в течении месяца. Договорились о том, что Андрей может приходить навещать, но не позже 9 вечера, потом ему придется уходить. И сама Ритуся не должна приходить позже, если только не задержится на работе, когда преподаёт на вечернем.
Дни проходили, как-то установилось, что Андрей в воскресенье с утра "делал базар", то есть покупки на соседнем базаре. Единственное что ему было запрещено покупать там, так это мясо и рыбу. Ну и ладно, "жених", как его здесь называли, не слишком по этому поводу переживал. И вот на второе воскресенье, придя с полными сумками продуктов, он уселся за стол, который накрыла хозяйка. Софья Вениаминовна стала хвастать тем, что сегодня всё готовила ее жилица, Ритуся кое-чему научилась за прошедшие две недели. Названия блюд Андрей не запомнил с первого раза, звучали они странно, не по-русски, но еда пришлась ему очень по вкусу. За трапезой, а это была целая трапеза, приятно было и поболтать. В середине разговора Андрей задал, как ему казалось, невинный вопрос:
- Софья Вениаминовна, а что Вас, образованную женщину, связывает с этим стариком-раввином, тёмным человеком, который даже по-русски то толком не научился говорить?
Хозяйка подняла на него свои глаза, удивлённо распахнутые, а через секунду они приняли такое суровое выражение, что "жених" поёжился.
- Андрей, а сколько языков Вы то знаете?
- Два, - ответил Андрей, - немецкий знаю со школы, а потом подогнал его, чтобы читать Гегеля без перевода.
- И, наверное считаете себя полиглотом? - усмехнулась Софья, - Так вот считайте. Таджикский и узбекский дядя Шломо знает с детства. Древневрейский и арамейский выучил, чтобы читать древние книги, Библию, Талмуд. Идиш - когда в Восемнадцатом поехал через всю страну учиться в йешиву, это религиозная семинария, к европейским евреям, которые говорят на этом языке. Арабский выучил самостоятельно, потому что на этом языке писали многие еврейские философы в Средние Века, да и книги арабских философов, комментаторов Аристотеля, ему хотелось прочесть в оригинале. Ну а русский...- хозяйка сделала паузу - русский он начал учить на Войне, а потом продолжил в лагере, в Воркуте, уже в 46 лет, когда после Войны его посадили за чтение религиозных книг. Ну что, подсчитали, какой по счету у него русский и почему он говорит на этом языке с сильным акцентом?
Андрей пристыжённо замолчал, а Софья Вениаминовна продолжила:
- Ну а общего у меня с ним то, что он принял нас с мамой, когда мы приехали в эвакуацию в Гаву. Он тогда всего неделю как вернулся после госпиталя, у него три осколка в легком, да сильнейшая контузия, потому и оглох на одно ухо. Мне было восемь лет, тощая как скелетик, а мама приехала с огромным животом: опухла от голода. Я в поезде бегала вокруг неё и смеялась: мама толстая, мама толстая. Так вот, дядя Шломо нас принял, он и его жена, тетя Мирьям, выходили и меня, и маму. Двое его сыновей не вернулись с войны, я ему стала как дочь. Он меня выучил, дал образование, не дал забыть родной язык, потому что на идиш даже мама со мной редко говорила, а он говорил со мной только на идиш. Он меня выдал замуж к нему я носила своих дочек, когда не кому было оставить. А Вы говорите, что общего...
- Простите, я не знал...
- Ну, теперь знаете. Так что, если будут вопросы по Вашему любимому Аристотелю, обращайтесь к нему. В молодости рав Шломо писал трактат по логике. Я не разбираюсь, но зная его скрупулёзность, наверняка это готовая диссертация.
Вечером того же дня Андрей поехал к старому раввину. А потом стал ездить к нему два раза в неделю. Он узнал многое о жизни религиозных людей в Советском Союзе. Рав Шломо официально даже не числился раввином, зарплату он получал как кладбищенский староста. Вот там на кладбище, в сторожке, они и встречались. Раввин рассказывал Андрею о том, что он видел в лагере. Как за рубкой леса он вёл теологические споры с православным священником из Москвы и католическим ксёндзом с Западной Украины. О том, чем логическая система Ибн Рушда отличается от таковой Маймонида и Фараби. Удивительнее всего было то, что старик знал опровержения Канта и пытался их самих опровергнуть.
- А что удивительного, немецкий похож на идиш, трудно только научные слова понять, но когда поймёшь, дальше легко, я привык к философам. Рамбама читать сложнее...
Андрею было с ним интересно. Собственно говоря, с коллегами в ГавГУ было куда менее интересно. Здесь же совершенно иная точка зрения. А в Университете вся философия сводилась к тому, что древние философы боялись напрямую излагать свои мысли, но если бы не окружающие мракобесы, то конечно же прямо бы писали материалистические труды. Единственным исключением был профессор Геворкян, армянин из Парижа, откликнувшийся после войны на призыв возвращаться на историческую родину, правда попавший в результате не в Армению, а в мордовские лагеря, а потом поселившийся в Гаве. Но тот тоже был марксистом, хотя и другого, французского разлива. А здесь, здесь всё было по-другому.
Через месяц, как и положено, сыграли свадьбу. Свидетелем со стороны жениха был рав Шломо, со стороны невесты - Софья Вениаминовна. Лиля как-то отстранилась от Риты, то ли ей было стыдно за то, что выставила её из дома, то ли ещё что. Свадьбу сыграли в том самом "общем дворе", накрывала на стол Софья, тетя Мириам, да мама Риты. Гостей было немного, несколько университетских друзей, да Бася и Мира Коган, дочери Софьи. А потом Андрей и Маргарита зажили семейной жизнью, но, как ни странно, отношения с тётей Софой и дедом Шлёмой не прекращались. А через год у молодых произошёл странный разговор.
- Рит, ты как-нибудь предохраняешься? - спросил жену Андрей за обедом.
- Нет, а что?
- Ну, ты, - молодой супруг замялся, преодолевая смущение, - ты не беременеешь...
- Так мы всего год живём, мало ли. Не даёт пока Б-г.
- Ты никак в Б-га уверовала? - улыбнулся Андрей.
- А ты - нет? - спросила Рита - А чего тогда к раввину бегаешь каждое воскресенье?
- Ну... мы с ним о философии говорим. - Начал было Андрей и пресёкся, - А вообще... ты права, уж очень убедительны эти самые философы, которые свой материализм скрывали. Убедительно они рассуждают о том, что должно было быть прикрытием от мракобесов.
- Вот и я о том. А ещё убедительнее, Андрюша, вера тети Софы. Ты знаешь что она соблюдает все заповеди тайком и дочек учит тому же?
- Вот прямо таки все?
- Прямо таки все. И душа у нее светлая-светлая. Она знает для чего живет. А мы?
- А мы - строители коммунизма, - не очень уверенно ответил Андрей.
Прошел еще месяц. Молодые избегали возвращаться к этому разговору, как в части ребёночка, так и в части веры. Но оба знали, что эти два вопроса остаются пока без ответа. И вот однажды вечером, перед сном, Рита буквально вырвала книгу из рук мужа и спросила:
- Ну, так что ты думаешь?
Андрей понял о чём она спрашивает.
- Думаю. Знаешь, я верю и боюсь поверить. Слишком многое придётся менять.
- Да, мне тоже нелегко. Ну, думай. Или-или. Или мы забываем обо всём, или пора решаться.
Решились они ещё через дней десять. Странное решение для людей их положения, места, воспитания и времени. Два русских человека, комсомольца, научных работника, решили проходить гиюр. Рав Шломо их долго отговаривал. Говорил, что им достаточно исполнять всего семь заповедей сыновей Ноя и им гарантирована будущая жизнь. Что евреем быть сложно, почти невозможно в этой стране. Что они потеряют работу, средства к существованию, а, возможно, и свободу. Но пара стояла на своём. Собрался раввинский суд, из соседнего города приехал ещё один раввин-бухарский еврей, а в самой Гаве жил раввин-ашкеназ. Втроём с равом Шломо они и составили бет-дин, религиозный суд, принявший двух неофитов в лоно еврейства. В другой ситуации кандидат проходит долгий период проверки и обучения, но здесь было очевидным, что единственной причиной присоединения к еврейскому народу в любви ко Вс-вышнему, поэтому процедура прошла быстро, как только смогли собрать раввинов. Андрей взял отпуск, и мог после обрезания пролежать две недели дома. Поначалу было забавно, как он выходил из положения, конспирируясь, чтобы соблюдать заповеди и не попасться властям. Вместо кипы, он носил узбекскую тюбетейку, никто не смог бы придраться, что он даже в аудитории не снимает головного убора. Он просто уважает обычаи братского узбекского народа. Отказываться работать по субботам не пришлось, поскольку он его расписание предусматривало работу по 10 часов с понедельника по четверг на дневном и вечернем отделениях трех факультетов. А пятница и суббота были свободными, якобы для работы над докторской. В еврейские праздники он брал больничный, Софья Вениаминовна помогла ему со своими связями с врачами. Через год у них с Ритой родился первенец. Назвали Михаилом, на восьмой день ему сделали обрезание тайно, дома у рава Шломо, который стал сандаком-восприемником у нового еврея Михоэля бен Авроом веРут, сына Авраама и Рут, так отныне звали Андрея и Риту. Имена, которые традиционно часто берут себе геры, новообращенные иудеи. Время шло, рождались новые дети, их было уже четверо. Семья переселилась в еврейскую махаллю. Как ни странно, оба супруга и дети на удивление быстро выучили бухарско-еврейский язык и их трудно было отличить от бухарских евреев, разве что по светлой коже и волосам. Авромча Урус (Русский Абраша), как на махалле прозвали Андрея, одновременно заканчивал писать докторскую по теме "Сравнительный анализ логических трудов Фараби и Аристотеля" и учил Талмуд под руководством своего раввина.В Университете пошли слухи. А потом не только слухи. Были доносы. Андрея выгнали из ГавГУ. Но община его не оставила. Ему нашли тихую спокойную работу, продавцом в газбудке. Работа была совершенно непрестижная, но приносила неплохой доход семье и оставляла много времени для учебы. А учился Авромча взахлёб. Поэтому, когда после десяти лет отказа, его семейству, наконец дали добро на выезд из Союза, он уезжал рукоположеным раввином.
Много лет спустя, после урока в маленькой синагоге в Нью-Йорке, который рав Авроом давал вперемешку на русском, английском и бухарском языках, двое прихожан, отец и сын, идя домой разговаривали друг с другом.
- Папа, а правда, что халфа - русский, который стал гером?
- Ты что? Рав Авром коренной гавийский. С махалли, а не какой-нибудь городской. Наш, бухарский.
- А почему его старики зовут Авромча Урус?
- Ты видел какой он рыжий? Ну вот, по-русски рыжий значит "русый", вот его русским и прозвали.

© Copyright: Рошель Касоб, 2015
Свидетельство о публикации №215111502436