Еврейский форум "ЕФ". Иудаизм и евреи

Мизантропия пришла к нему в зрелом возрасте. Все детство, юность и молодость он любил людей. Что произошло с ним в 39 лет никто не знает, включая него самого. Но так уж получилось. Он перестал любить людей, и это мягко сказано. Если совсем уж откровенно, он стал их если не ненавидеть, то воспринимать их как раздражающих существ, вроде комаров или тараканов. Правда гораздо более раздражающих. Сначала он обратился к психологу, тот посоветовал сменить работу. И преуспевающий доктор стал работать в архиве, лишь бы поменьше сталкиваться с людьми. Но и это не помогло, поскольку в архив тоже приходили люди, которые его раздражали. Потом его стал раздражать и психолог. Тогда он решил сбежать от людей совсем. Именно поэтому я не называю его по имени, поскольку с этого момента он от него отказался. Ведь имя нужно человеку для общения с другими людьми, чтобы эти другие к нему как-то обращались. Но он именно этого и хотел избежать. Он продал все что имел, пересилив себя, обратился к каким-то молодчикам, занимающимся такими делами. Положил деньги на электронный счет Всемирного Локального Банка, чтобы их можно было снять в любой точке планеты, ибо его отделения есть везде, где продают Кока-колу, то есть попросту везде. Сделал он так потому, что еще не решил куда именно он решил сбежать. Сидя в аэропорту он долго листал страницы Википедии, наконец купил билет в Аргентину. Прямо в самолете он сделал закупки через Интернет и на стоянке в аэропорту Буэнос-Айреса его ждал собственный вездеход, загруженный нехитрым скарбом, необходимым желающему выжить в сельве Амазонии. Обустройство в тропическом лесу прошло настолько хорошо, насколько вообще может быть в таких условиях. Он забрался за триста миль от ближайшего городка, расчистил небольшую полянку от лиан, поставил палатку, построил глиняную печь, установил в ручье портативную электростанцию. Пока хватало консервов, но он уже знал, как и на кого охотиться, какие плоды можно собирать и задумывался о том, где лучше расчистить поле для огорода. Люди появились на четвертый день, когда он хотел срубить себе ветку для копья. Люди были абсолютно голыми, но с луками и стрелами. Испанский он знал плохо, они еще хуже. Но как-то смогли объясниться и выяснить, что ни он, ни они не хотят конфликта. Они жили довольно далеко отсюда, эта территория им как охотничьи угодья была не особо интересна. Ему лишь объяснили, чтобы через речку без разрешения не переплывал. Его это устраивало, тем более, что он даже не знал где эта речка находится. Прошла неделя и к нему явился еще один гость. Это был полуграмотный миссионер, из цивилизованных индейцев, который проповедовал индейцам, которых цивилизация пока не затронула. Мизантроп вежливо его принял, но попросил больше не приходить, потому что он-де отшельник, а поэтому никакого другого общения, кроме общения с Создателем ему не нужно. Он надеялся, что миссионер слышал о монахах-отшельниках первых веков христианства и оставит его в покое. Миссионер действительно слышал и это привело к самым неожиданным последствиям. Недели три его действительно никто не беспокоил. За это время проповедник успел рассказать дикарям, что у них появился настоящий святой и теперь уж точно Хесус пошлет благословение на здешние места. Его паства поняла эти слова по-своему и решила причаститься кровью и плотью посланника Хесуса, дабы святыня стала частью их собственной плоти и крови. Они дождались когда луна покажет время их главного праздника, о существовании которого их пастырь даже не подозревал, и отправились за причастием. Мизантроп услышал улюлюканье у своей палатки, а затем увидел как стрела пронзает ее насквозь. Дрожащими руками он схватил дробовик и начал стрелять во тьму. Индейцы, увидев одного своего убитого и двух раненых заподозрили, что пришелец не так уж и свят, а значит никакого благословения от поедания его не будет и ретировались. Они не были злыми, убийства ради убийства им не хотелось. Но наш мизантроп не стал разбираться в их мотивах и дальнейших намерениях и решил убраться по-добру, по-здорову. На сборы ему много времени не потребовалось. Всю дорогу до Буэнос-Айреса он думал о том, куда отправиться и по приезду в город поехал прямо в российское посольство за визой. Продажа вездехода времени практически не заняла, несколько кликов на нужном сайте. А потом был аэропорт и долгий полет до Сибири. Эта страна по большей части покрыта непроходимыми лесами, которые здесь называют тайгой. Недели две он пробирался по бездорожью. Еще месяц он строил избу. Это не тропический лес, палаткой здесь не обойдешься. Кровавые мозоли на руках, лицо распухшее от комаров, но он все же обустроился кое-как. В корявой приземистой избе висели связки сушеных грибов, дымил очаг, ветряк давал достаточно электричества для его скромных нужд. И тут он с испугом услышал рев чужого вездехода. Он не понял, были ли это геологи или беглые каторжане. Они английский знали очень плохо, он русского не знал совсем. Когда он отказался выпить за встречу, то услышал в ответ странную фразу из которой понял только "respect no". Ему пришлось все же выпить. Потом его почему-то били. Но людьми они оказались неплохими. Увидев его состояние, они все же не бросили его, а отвезли в какой-то город и бросили в больнице. Все его таёжное имущество пропало, включая вездеход и документы. Какой-то местный журналист все же сумел дозвониться до консульства и, нужно отдать должное консулу, он приехал сразу и переоформление документов заняло всего два дня. Как только кости срослись, мизантроп купил на оставшиеся деньги небольшую яхту и ушел в открытое море. Через полгода плавания и поисков он пристал к необитаемому острову, показавшемуся ему сущим раем. На спутниковых снимках он был, но там не было даже названия. Отдаленность от заселенных мест сделала этот парадиз никому не нужным, кроме экзотических птиц и растений. Озеро на возвышенности в центре острова питало пресной водой все живое на нем. Птицы, земноводные и какие-то другие обитатели острова, чью породу мизантроп не мог определить, объедались обилием плодов местных растений и не покушались друг на друга. Рыба плескалась у берегов в прозрачной воде в бухте, где он пришвартовал свою яхту. Здесь он и будет жить, решил он. Здесь не нужен был не только дом, но и палатка. Дожди шли ежедневно на одной половине острова, оставляя другую половину абсолютно сухой, ее орошал ручей, текущий из озера. Деревья давали укрытие от палящего солнца. Бриз не давал воздуху переполниться влагой. Климат был идеальный. Обследуя остров, он с удивлением обнаружил остатки людского жилья. Беглый взгляд на то, что было внутри дал ему понять, что здесь жил европеец, причем лет двести, если не больше, назад. Сундук, абордажная сабля, канделябр. В сундуке он нашел толтую тетрадь, исписанную крупным красивым почерком и... золото. Золотые дублоны, украшения из золота, драгоценных камней и жемчуга. В тетради он прочел историю человека, оставившего ему это безумное наследство. Капер с патентом от английской короны хорошо пограбив испанские корабли, плыл далеко от этих мест, когда его экипаж поразила эпидемия. Через неделю в живых остался один капитан, да и тот без сознания. Сколько дней тот провалялся в бреду, он и сам не знал. Справиться в одиночку, да еще и слабый после болезни, с большим кораблем он не мог, а потому и дрейфовал, пока не пристал к этому острову. Видимо, здесь капитан и умер. Его корабль затонул где-то у берегов этого острова, а помощи он так и не дождался. Для него этот рай был западней без надежды на выход, для мизантропа же - желанным убежищем. Целый месяц. Потом появился корабль. Видимо за прошедшие века, это место стало более оживленным, в смысле проходящих морских путей. Кем были моряки того корабля, китобоями или пиратами, он так и не узнал. Они не говорили по-английски, а он даже не смог определить, на каком языке они говорили. Да они и не хотели общаться. Им просто понравилась его яхта и они захотели ее забрать, а его убить. Но у него уже был опыт и он хорошо вооружился перед тем как отправиться на своей яхте. В некоторых местах планеты к тебе на яхту принесут не только автоматическую винтовку, но даже пулемет и "стингер". Куда уж этим рыбакам с их "калашниковыми". Мрачно взирал мизантроп на тонущий корабль, флага которого он не рассмотрел. Потом погрузил сундук покойного капитана на свою яхту и уплыл. Сокровища, проданные с аукциона, сделали его по-настоящему богатым человеком. Теперь, решив, что необитаемых мест на Земле нет, он поселился нижнем Манхэттане. В домике, построенном на крыше не слишком уж высокого небоскреба. Из одного окна он видел Башню Свободы, из другого памятник Ленину, установленный на другой крыше. Еду и прочие заказы ему доставляли к дверям, так что общаться ему почти ни с кем не приходилось, что его безмерно радовало. Прошло две недели и ему захотелось спуститься вниз, пройтись по городу. Привратник у входа в его небоскреб поздоровался с ним с широкой улыбкой, за которой он увидел лишь пустоту. Так мог здороваться робот или баобаб, если бы умел говорить. Он шел пешком через весь остров
Его огибала толпа, которая почему-то выбрала направление обратное его движению, но его это почему-то не беспокоило. Так могла бы его огибать океанская волна, или ветерок на тот райском острове, где он нашел клад. Так он дошел почти до Эмпайр Стейт Билдинга, и ему вдруг захотелось посмотреть на этот город с высоты. За два квартала до небоскреба он почувствовал голод и он зашел в пиццерию. Он заказал себе два куска и персиковый чай. И это общение с работником ему не дало никаких неприятных ощещений. Поев, он продолжил свой путь к зданию, бывшему некогда самым высоким в мире. Когда дошел, встал в очередь состоящую из таких же зевак, желающих посмотреть на Нью-Йорк с высоты птичьего полета. Люди говорили между собой и даже обращались к нему, но он не раздражался. Он стал думать о том, что может быть путешествия и встречи с людьми нецивилизованными привели к тому, что он полюбил людей цивилизованных? Но нет, он не ощущал ни любви к ним, ни даже потребности в каком-либо общении. Он ничуть не изменился. Мизантроп мизантропом. Как был так и есть. Осенило его в скоростном лифте, от полета которого он почувствовал слабость в животе. К нему никто не обращался как к личности. И он тоже ни к кому не обращался как к личностям. Одна функция обращается к другой функции. Два атома, столкнувшись, сняли электрон, как шляпу, извинились и полетели дальше в свой вакуум. На смотровой площадке он взглянул на этот город. Люди шли толпами по его улицам и трудно было разглядеть в этом живом потоке отдельных людей. Поток биомассы. Железные опилки, бегущие за магнитом. Овянка, стекающая из кастрюли в тарелку. Автомобили, бегущие по хайвеям казались ему вереницей муравьев, тянущихся от усыпанных тлей листьев к своему муравейнику. И тут он понял, почему ему вдруг стало так хорошо. В этом городе нет людей. Это необитаемый остров.